Василий Цветков, доктор исторических наук
Все лекции цикла можно посмотреть здесь.
Тезис, который сейчас озвучивается достаточно часто, звучит примерно так: Белое движение полностью зависело от иностранной поддержки, полностью зависело от Запада и уже одним этим дискредитировало себя и демонстрировало свою полную антинародную сущность. Попробуем разобраться, насколько подобного рода обвинения соответствуют действительности.
Начать, наверное, лучше всего с того, что все белые лидеры: генералы, адмиралы заявляли о верности союзническим обязательствам. Что означала эта формулировка? Прежде всего то, что созниками признавались страны Антанты. Ведь Белое движение выросло из Первой мировой войны, формироваться оно стало еще в то время, когда Первая мировая война продолжалась. И то, что большевики подписали Брестский мирный договор, воспринималось белыми как величайшее государственное преступление. Исходя из этого, белые заявляли о верности Антанте, а именно: Англии, Франции и тем странам, которые примкнули к Антанте в период Первой мировой войны. Ни о каком союзе с Германией, даже гипотетически, речь быть не могло.
Показательный пример: когда лидер кадетской партии Павел Николаевич Милюков оказался в 1918 году в Киеве и в письмах генералу Алексееву на Юг России писал о том, что Белой армии нужно ни больше ни меньше, как переменить свои лозунги и даже пойти на переговоры с Германией ради восстановления монархии и победы над большевиками, в ответных письмах он получал достаточно четкий и ясный отказ. Верность союзника, верность Антанте декларировалась как обязательная.
А что же сама Антанта? Тут мы должны сказать, что страны наши союзники и потенциальные союзники по первый мировой войне оказались по отношению к белому движению гораздо более рациональны и прагматичны. Они расценивали белых постольку, поскольку это была потенциальная власть, которая, может быть, установится в России и, может быть, будет осуществлять какие-то свои демократические преобразования, заявления, которые делали и Колчак, и Деникин, и Алексеев, и многие-многие другие. Но до тех пор пока эта власть не станет реальной властью, то есть пока не будет одержана победа в Гражданской войне, до тех пор, пока белые армии не войдут в Петроград или Москву, говорить о юридическом признании белого движения, признании его де-юре, ни в коем случае нельзя.
Более того, если мы посмотрим на историю этих стран после окончания Первой мировой войны, то в той же Англии, Франции, Соединенных Штатах Америки мы видим достаточно мощные и влиятельные политические силы, которые категорически не стремились к сотрудничеству с белыми, а, наоборот, поддерживали советскую власть, советскую Россию. Это и коммунисты, и социал-демократы, и очень многие либеральные политики в Англии, Франции, Америке, которые считали, что Белое движение – это движение черносотенцев, националистов, это движение реакционеров, движение людей, которые хотят восстановить прежнюю, старую самодержавную страшную Россию, «тюрьму народов». В этом отношении политики Запада почти полностью повторяли тезисы красной большевистской пропаганды, как ни странно это покажется.
Конечно, на это можно возразить: а как же поставки вооружения, продовольствия, поставки сырья, которые действительно осуществлялись и играли очень большую роль и на белом Юге, и в Сибири, и других регионах Белого движения. Но здесь уместно отметить, что данного рода поставки ни в коем случае нельзя расценивать как некий подарок, некую безвозмездную щедрую помощь, которая оказывалась белым. Здесь чисто коммерческий расчет. Знаменитые поставки вооружения, производившиеся в армию Колчака, делались под залог имущества, которое находилось за границей и о котором на тот момент можно было сказать, что оно принадлежит белой власти, поскольку советское правительство страны Антанты тоже не признавали, пока шла Гражданская война. Расплачивались сырьем, какими-то стратегическими запасами. Еще раз подчеркну, что все эти поставки не носили бескорыстного характера.
И когда используется знаменитая фраза Черчилля в отношении армии Деникина: «Это моя армия», то это уместно сказать только применительно к самому Унстону Черчиллю, потому что, будучи лордом Адмиралтейства, военным министром, он на свой страх и риск, вопреки указаниям Луи Джорджа и даже вопреки указаниям парламента, оказывал эту помощь. Правда, это помощь была достаточно ограниченной. Как только к осени 1919 года стало ясно, что Белое движение уже не сможет одержать военную победу, англичане одни из первых отказались от дальнейшей поддержки Белого движения. Все английские воинские контингенты были выведены с территорий, контролируемых белыми. И последней страной, поддерживавшей белых которая тоже имела сугубо коммерческие расчеты, оказалась Япония на Дальнем Востоке.
Что касается чехословацкого корпуса, то его выступление сыграло очень важную роль в поддержке белых на востоке России. Но не стоит забывать, что чехи выступили не потому, что онихотели помочь Белому движению, а лишь потому, что им грозила реальная опасность быть разоруженными и выданными на расправу своим вчерашних соотечественникам в Австро-Венгрию и Германию. Поэтому они поднимают восстание после заключения Брестского мира.
Аналогичная ситуация с помощью на белом Севере. Да, здесь действительно высаживались очень активные военные контингенты, и английские, и американские, и французские, но опять же не для того, чтобы поддержать власть белых, а для того чтобы обеспечить вывоз вооружения с тех складов, которые находились на белом Севере еще со времен Первой мировой войны.
Вот такая прагматичная политика. Де-юре белые правительства были признаны только дважды. Первый раз де-юре правительство Колчака признала Югославия, и здесь действительно был акт, как тогда говорили, славянской солидарности. Сербия как страна, ставшая стержнем Югославии, признает правительство Колчака в благодарность за ту помощь, которую Россия оказывала Сербии во время Первой мировой войны.
Другой акт юридического признания – это признание правительства генерала Врангеля Францией, но опять же с тем расчетом, что крымское правительство генерала Врангеля вместе с Румынией, Польшей, прибалтийскими республиками станет неким буфером по отношению к Советской России. Буфер – малая Антанта, как его еще называли, которая будет изолировать Советскую Россию от остальной части Западной Европы.
И последний момент, который тоже очень важно отметить. Министр иностранных дел Сергей Дмитриевич Сазонов, человек, бывший аз тем самым министром, который объявил о начале Первой мировой войны, являлся министром иностранных дел в правительстве адмирала Колчака и, будучи в Париже, очень активно стремился выступать на Версальской конференции с защитой российских интересов. Сазоновым была разработана программа внешнеполитического курса России на период после окончания Гражданской войны. В этой программе мы в частности видим заявление о приоритете российских интересов на те земли, из-за которых, собственно, начиналась Первая мировая война, – это прежде всего территории Галиции, Буковины. Это претензии России на особый режим черноморских проливов. Претензии Российского государства на особый статус Армении, который ни в коем случае не должен приводить к тем фактам геноцида, которые действительно имели место после окончания Первой мировой войны. И, конечно, это ни в коем случае не какие-то территориальные уступки иностранным государствам. «За помощь ни пяти русской земли» – эта фраза Деникина очень точно характеризует его позицию по отношению к союзникам.
Поэтому тезисы о продажности Белых режимов, говорить о том, что Белое движение полностью зависело от Запада, и Запад был заинтересован именно в том, чтобы его всячески поддерживать, нуждаются в очень серьезной корректировке.