Что есть и чего нет в сборнике “Из глубины”

Владимир Катасонов, доктор философских наук.

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Мы говорили, что сборник составлен лучшими интеллектуальными силами того времени, это философы Бердяев, Булгаков, Аскольдов, Семен Людвигович Франк, Новгородцев и другие. Часть из них была выслана большевиками в 1922 году за границу, некоторые из них погибли в России. Но их философские и по существу социологические сочинения их актуальны и интересны и по сегодняшний день – это золотой фонд русской интеллектуальной традиции.

Тем не менее, перечитывая книгу сегодня, в 2017 году, мы ясно видим, что есть и чего нет в этой книге. О том, что есть, мы немного сказали, хотя я бы посоветовал каждому человеку, интересующемуся русской историей и русской мыслью, прочитать эту книгу самому. Важно отметить то, чего в этой книге нет. В частности, мы сказали о тезисе, который подчеркивается многими авторами сборника, что русский народ в отличие от народов в Западной Европе как бы не имеет особой наклонности (даже не способности) к построению культуры –  среднего уровня жизни. Именно святость, религиозная жизнь или, так сказать, телесная – все это ему доступно, а вот культуру он не строит.

Особенно трудно воспринять это сегодня после опыта существования России под именем Советского Союза в XX веке, потому что здесь была создана огромная естественно-научная культура, в большей степени именно естественно-научная, потому что гуманитарная культура находилась все время под идеологическим прессом, но тем не менее и у нее есть свои великие достижения. Если говорить о философии, достаточно привести имя одного Алексея Федоровича Лосева. Созданная естественнонаучная культура была огромна, Советский Союз осуществил и выход человечества в космос, и создал оружие, позволившее сохранить независимость страны в тех сложных политических противостояниях XX века, которые по существу продолжаются по сегодняшний день. Так что с этой некультурностью хотелось бы разобраться, что это значит.

Острие этого упрека в особенности направлено на то, что русские не очень беспокоятся о своем политическом устройстве. Как я уже упоминал, Струве говорил, что это началось с того, что активный культурный слой русского дворянства был отодвинут от участия в политике. Конечно, исторически все это так. Но тем не менее упрек в неспособности русского народа к культурному строительству несправедлив даже чисто логически. Потому что прежде чем говорить о неспособности, о «не могу», нужно сказать о «хочу». А это «хочу» построения комфортной земной жизни было в той русской цивилизации, которая существовала до XVII века, действительно было акцентировано не так, как в цивилизации западно-европейской. И даже в XX веке при власти большевиков, в Советском Союзе это тоже не могло быть подчеркнуто. Во-первых, потому что сначала Советы решали вопросы мировой революции, потом внутрипартийной борьбы, о каком уж тут комфорте было говорить. Потом великая война и нашествием, с которым надо было что-то решать. Потом послевоенное строительство. Здесь трудно было говорить об организации для человека какого-то удобного земного существования.

Но в упреках этих авторов есть и определенная справедливость. Надо сказать, что власть имущие, в частности советский режим, всегда знали, что русский народ очень идеологичен, и ради цели, которую ставит перед ним государство, ради героизма в государственном строительстве, если это защита Родины, индустриализация страны, люди жертвовали очень многим. И здесь опять сказалось это самое «не хочу» русского  народа. Потому что стремление построить рай на земле, комфортную жизнь действительно не было свойственно русской цивилизации. Дело в том, что если западноевропейская цивилизация строит этот рай, и мы видим, что к 60-70-м годам XX века эта комфортная жизнь в определенной степени была построена, то русская цивилизация и до революции 17-го по существу жила идеей града Китежа. Религиозные устремления народа к вечной жизни позволяли снисходительно относиться к тем неудобствам, которые есть в этой жизни. Как я уже сказал, советская власть тоже по существу эксплуатировала этот недостаток внимания, небрежение русским, потом уже советским человеком к своему земному устройству. Это действительно есть одна из черт нашего народа.

Даже сегодня мы слышим упреки, которые были у некоторых авторов сборника, говорящих: как вообще быть с этим народом? Мы и сейчас иногда слышим такие восклицания, особенно из лагеря либеральной интеллигенции: что нам делать с этим народом? Да, это такой народ. Он почти тысячу лет жил верой в Царство Божие, в будущую жизнь, считал обретение пути к ним своей главной задачей в этой жизни. Да и в советское время тоже, когда эта цель, хотя и выступала под ложными идеалами светлого будущего, но  духовная основа ее по существу была та же самая. Опять мы можем повторить слова Бердяева о том, что русский народ в этом смысле очень апокалиптичен.

Чего еще нет в сборнике «Из глубины»? Поразительно, что там совершенно нет никакого сочувствия к царской семье. Сборник, как я уже говорил, был собран в середине 18-го года, может быть, отдельные авторы уже знали об убийстве царской семьи. Но даже если они не знали этого, то были прекрасно осведомлены об ее аресте и понимали, что при большевистском режиме их вряд ли могло ожидать что-то хорошее. Тем не менее никакого сочувствия к этой святой семье мы в этом сборнике не найдем. Более того его статьи полны критикой царского режима и всеми сопутствующими обстоятельствами, в частности участием Распутина во всей этой истории, по существу приведшей к Февралю. Сегодня это кажется странным, но это как лакмусовая бумажка на ту политическую и духовную ориентацию, которую имели авторы этого сборника. По существу у всех них кадетская ориентация. Многие из них вышли из социал-демократии, это и Струве, и Бердяев, и Булгаков, и многие другие. Лучший выход, который они здесь видели, – это демократическое, республиканское устройство верховной власти в России.

В частности Франк говорит в одном месте, как хорошо было, когда в Феврале к власти пришли умные люди, а за ними стояли люди еще более умные, которые должны были установить еще более справедливую жизнь и справедливую власть в России, и каким образом все так обернулось, что Гучкова вдруг заменил Ленин? Они видели грехи Февраля и Временного правительства, его неспособности к управлению, но до конца так и не осознали. В этом заключен некоторый парадокс, потому что почти все авторы говорят о религиозном смысле русской революции, о том, что фундаментом власти в России была вера в помазанность царя, поэтому она была не просто социально-политическим, а религиозно-политическим феноменом. Но увенчания в русской культуре всего религиозного мировоззрения монархической идеей, где верховный правитель не просто избран народом, а является помазанником Божьим, так и не была ими осознана. По существу, они оставались в рамках кадетского мировоззрения.

Конечно, во всех этих писаниях нет еще одной очень существенной стороны – роли того, что мы сегодня называем мировой закулисой. Роли влияния всех этих внешних сил, которые так сильно проявились в подготовке и реализации революции 17-го года. Сегодня мы, конечно, знаем об этом намного больше, и, вообще, авторов сборника особенно нельзя за это осуждать. Тем не менее нужно отметить тот факт, что русская революция 17-го года была не просто событием внутри России, а действительное некое мировое событие, открывшее совершенно новую эпоху существования человечества, и этого аспекта революции они, конечно, не видели.