Лексика церковнославянского и русского языка: сходство и различие. Часть II

Андрей Григорьев, доктор филологических наук.

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Давайте еще раз обратимся к сравнению церковнославянской и русской лексики и попытаемся решить лингвистические загадки, связанные с древним значением знакомых нам слов. Например, церковнославянский контекст: «Не убоимся, когда смущается земля». Что значит «смущаться»? В современном языке «смущаться», «смущение» — это состояние некоего замешательства. Даже в словаре Ожегова можно прочитать, что это состояние застенчивости, стыда. Как же земля может быть застенчивой и стыдливой? Не очень понятно. Как только мы совсем немного погрузимся вглубь и посмотрим, например «Словарь современного русского языка» Ушакова, то увидим, что в нем «смущение» дается как слово, имеющее значение замешательства, волнения, состояния, связанного с утратой самообладания, внутреннего равновесия. То есть мы видим, что этот глагол и соответствующее существительное соотносятся с идеей утраты равновесия или неким замешательством.

Когда земля утрачивает равновесное состояние? Наверное, когда происходит землетрясение и земля дрожит, трясется, приходит в состояние смятения, которое противоположно спокойному течению событию. «Смущается» — это дрожит и трясет, то есть речь идет о землетрясении.

Применяя такой метод, мы можем рассматривать многие церковнославянские контексты, и понимать смысл текста, который вроде бы кажется нам понятен. Например, в Евангелии от Матфея, когда речь идет о Рождестве Христовом. Когда царь Ирод получил от волхвов весть о рождении Христа, мы читаем: «Слышав же, Ирод царь смутися, и весь Иерусалим с ним». Как он смутился? Разве он пребывал в застенчивом состоянии, если брать современное толкование? Чего он застыдился? Явно, что есть значение слова, связанное с таким состояние волнения, утратой равновесия. Потому что царь Ирод увидел некоего конкурента, который готов взять его власть, как будто сейчас за ним придут, тогда Ирод приказывает, не зная, кто Младенец Христос, убить всех младенцев в округе.

Чтобы еще лучше понять слово «смутиться», можно взять какой-нибудь другой церковнославянский контекст и посмотреть, что оно значит там и увидеть еще какую-то грань значения, которая от нас скрыта. То есть метод сравнения должен хорошо работать.

Например, в XIV главе Евангелии от Матфея мы можем найти слова: «И видевше Его ученицы по морю ходяща, смутишася, глаголюще, яко призрак есть, и от страха возопиша». Контекст таков: когда ученики плыли по морю, они увидели, как Христос идет к ним по воде, и они смутились. То есть они утратили самообладание. Почему? Потому что подумали, что это призрак, привидение, и от страха закричали. Таков смысл слова «смутиться», а не просто застенчивость, как в современном понимании. Здесь контекст совершенно конкретно объясняет: они уведили, и им стало так страшно, они пришли в такое волнение, что даже закричали. Что надо испытать человеку, чтобы он закричал от страха?

Соответственно, чем больше мы привлекаем контекста, для того чтобы увидеть то или иное значение слова, тем проще понять. Можно, конечно, обратиться к словарю, но можно понять и самому из более широкого контекста, что значит это слово. И можно использовать потом сходные семантические модели, например, для сопоставления слова «трус», которое в церковной книжной традиции означает землетрясение. Тут тоже понятно: трус, потому что трясется, соответственно, здесь тоже смущение, смутиться, потому что дрожит, трясется, приходит в такое волнение. И трус — землетрясение, потому что трус — тряска (представлено и фонетическое сопоставление). Потом это значение уходит из языка, и мы говорим, что «трус» — это просто человек, который боится, дрожит, но это значение появляется в русском языке только после XVIII века. Получается, что идея землетрясения, идея волнения земной коры передается в языке в церковнославянский период через идею тряски — возмущения, волнения.

Когда мы начинаем сопоставлять такие примеры, то древний текст становится нам достаточно понятен и прозрачен.