Владимир Катасонов, доктор философских наук.
Все лекции цикла можно посмотреть здесь.
Говоря о границах научного познания, можно различать границы внутренние и внешние. Внешние границы науки, в общем, понятны: наука все время развивается, захватываются все новые и новые сферы, и в этом смысле у нее есть границы, которые раздвигаются. В принципе, это раздвижение бесконечно: что могло бы не быть предметом науки, как кажется.
Кроме того, у науки еще есть внутренние границы – границы, связанные с самим научным методом. Они более принципиальны и в этом смысле накладывают ограничения и на то, чем наука может заниматься, что она может осмыслять своим методом, а что нет. Сегодня этот вопрос становится очень актуальным, потому что мы уже находимся на таком этапе развития цивилизации, когда наука, по существу, создала целый искусственный мир, во всяком случае, городской. Мир, в котором мы с вами существуем, есть мир искусный, по существу созданный наукой и научными технологиями. В связи с этим возникают всякого рода проблемы: экологические, связанные со здоровьем, болезнями, которых раньше человек не знал.
Поэтому вопрос о том, до какой степени универсален научный метод, – это вопрос очень серьезный. Поэтому мы ставим вопрос о внутренних границах науки. Очень интересно, что этот вопрос возникал и на заре той науки, которая непрерывно существует до сегодняшнего дня. А эта наука возникла в XVII веке, ее основными пионерами были такие ученые, как: Галилей, Декарт, Ньютон, Лейбниц. Очень важно, что многие из них были одновременно и философами, поэтому не просто закладывали основания науки, получая какие-то научные положения, но и фундировали науку в смысле ее философских оснований, понимания того, что есть очевидное, что есть доказательство и что есть гарантия достоверности этой науки, – все это была работа этих, как иногда говорят, гигантов, создавших науку Нового времени.
Вместе с осознанием философского базиса научного исследования они создавали в частности и границы научного метода. Здесь очень интересна позиция такого философа, можно даже сказать, пропагандиста этой новой науки, как Джон Локк. Он был одним из создателей Лондонского королевского общества – одного из первых объединение, академий, ученых, существующего и до сегодняшнего дня. Джон Локк очень интересно писал о научном методе, выделяя номинальную сущность и реальную сущность вещей. Номинальная сущность вещей – это то, с чем, собственно, оперирует наука. Что есть, например, номинальная сущность золота, как пишет Локк? Это его определенный цвет, удельный вес, температура плавления и т.д., то есть те параметры, с которыми оперирует наука. А что есть реальная сущность золота? Это тот икс, который все время выступает как объект исследования для науки, которые мы всегда знаем лишь отчасти. И, конечно, остается таинственным то, как мы вообще опознаем эту реальную сущность, почему мы называем одно золотом, а другое – свинцом и так далее. Конечно, этот вопрос уже выходит за рамки науки, по существу это уже вопрос философии.
Наука оперирует с совокупностью как бы поверхностных свойств вещей. Но Локк очень определенно говорил, что эту реальную сущность вещей мы никогда и не узнаем, поскольку наука есть предприятие бесконечно развивающееся. Например, она открывает определенные элементарные частицы, из которых сложена материя. Но эти элементарные частицы по самому своему названию претендовали быть элементами, то есть самыми началами, из которых все должна была быть сложена вся материя. Но оказалось, что они далеко не элементарны, но тоже разлагаются на другие частицы, и процесс этого познания бесконечен. Локк еще тогда, до всякой атомной физики, формулировал, что познание в этом смысле бесконечно и реальную сущность вещей мы никогда не узнаем. То есть в науке мы всегда оперируем как бы с поверхностью сущего.
Парадокс заключается в том, что оперируя с поверхностью сущего, зная только поверхность, мы претендуем это сущее перестраивать – это то, что мы делаем в наших технологиях. Поэтому нет ничего удивительного в том, что здесь возникают всякого рода проблемы – экологические, физиологические, психические и так далее. Сегодня мы, например познав определенные законы рассудка и умея выполнять определенное моделирование его действий, мы построили информационную технику, которая намного сильнее человеческого рассудка по объему памяти, скорости обработки. Но дело в том, что, имея только это как бы поверхностное свойство человеческого разума – рассудок, мы претендуем через информационную технику выразить всё. Мы говорим о создании искусственного интеллекта, как будто человеческий разум полностью выражается через рассудок, ибо в информационной технике ничего, кроме рассудка, нет: нули, единицы и только, грубо говоря, арифметические операции с ними. Поэтому это есть внутренняя граница науки, которую отмечал уже один из основателей науки.
В XX веке, в связи с возникшим кризисом, научным и уже цивилизационном, прямо с этим связанном, возникла очень сильная традиция критики науки. В частности очень большой немецкий философ XX века Мартин Хайдеггер тоже посвятил этому немало страниц. И он как раз говорил, что наука не познает, она только калькулирует. Потому что в науке мы стремимся все изучаемое нами сущее сразу описать в рамках некой предзаданной парадигмы, в пределах как бы некоторой рамки – рассчитать его и представить, по выражению Хайдеггера, как некий постав (гиштель). Представить все сущее как нечто, что может быть рассчитано, воспроизведено и доступно человеческому использованию. Но это уже есть некоторые специальные очки, через которые мы смотрим на природу. Очки этой предвзятой метафизической парадигмы, в рамках которой мы все это решаем. Человек сам заключает себя в своеобразную клетку метафизической парадигмы. Если он не рефлектирует о методе науки, то не замечает, что, на самом деле, у этого подхода есть свои границы.