Христианство и наука

Владимир Катасонов, доктор философских наук.

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Говоря о границах научного познания, можно различать границы внутренние и внешние. Внешние границы науки, в общем, понятны: наука все время развивается, захватываются все новые и новые сферы, и в этом смысле у нее есть границы, которые раздвигаются. В принципе, это раздвижение бесконечно: что могло бы не быть предметом науки, как кажется.

Кроме того, у науки еще есть внутренние границы – границы, связанные с самим научным методом. Они более принципиальны и в этом смысле накладывают ограничения и на то, чем наука может заниматься, что она может осмыслять своим методом, а что нет. Сегодня этот вопрос становится очень актуальным, потому что мы уже находимся на таком этапе развития цивилизации, когда наука, по существу, создала целый искусственный мир, во всяком случае, городской. Мир, в котором мы с вами существуем, есть мир искусный, по существу созданный наукой и научными технологиями. В связи с этим возникают всякого рода проблемы: экологические, связанные со здоровьем, болезнями, которых раньше человек не знал.

Поэтому вопрос о том, до какой степени универсален научный метод, – это вопрос очень серьезный. Поэтому мы ставим вопрос о внутренних границах науки. Очень интересно, что этот вопрос возникал и на заре той науки, которая непрерывно существует до сегодняшнего дня. А эта наука возникла в XVII веке, ее основными пионерами были такие ученые, как: Галилей, Декарт, Ньютон, Лейбниц. Очень важно, что многие из них были одновременно и философами, поэтому не просто закладывали основания науки, получая какие-то научные положения, но и фундировали науку в смысле ее философских оснований, понимания того, что есть очевидное, что есть доказательство и что есть гарантия достоверности этой науки, – все это была работа этих, как иногда говорят, гигантов, создавших науку Нового времени.

Вместе с осознанием философского базиса научного исследования они создавали в частности и границы научного метода. Здесь очень интересна позиция такого философа, можно даже сказать, пропагандиста этой новой науки, как Джон Локк. Он был одним из создателей Лондонского королевского общества – одного из первых объединение, академий, ученых, существующего и до сегодняшнего дня. Джон Локк очень интересно писал о научном методе, выделяя номинальную сущность и реальную сущность вещей. Номинальная сущность вещей – это то, с чем, собственно, оперирует наука. Что есть, например, номинальная сущность золота, как пишет Локк? Это его определенный цвет, удельный вес, температура плавления и т.д., то есть те параметры, с которыми оперирует наука. А что есть реальная сущность золота? Это тот икс, который все время выступает как объект исследования для науки, которые мы всегда знаем лишь отчасти. И, конечно, остается таинственным то, как мы вообще опознаем эту реальную сущность, почему мы называем одно золотом, а другое – свинцом и так далее. Конечно, этот вопрос уже выходит за рамки науки, по существу это уже вопрос философии.

Наука оперирует с совокупностью как бы поверхностных свойств вещей. Но Локк очень определенно говорил, что эту реальную сущность вещей мы никогда и не узнаем, поскольку наука есть предприятие бесконечно развивающееся. Например, она открывает определенные элементарные частицы, из которых сложена материя. Но эти элементарные частицы по самому своему названию претендовали быть элементами, то есть самыми началами, из которых все должна была быть сложена вся материя. Но оказалось, что они далеко не элементарны, но тоже разлагаются на другие частицы, и процесс этого познания бесконечен. Локк еще тогда, до всякой атомной физики, формулировал, что познание в этом смысле бесконечно и реальную сущность вещей мы никогда не узнаем. То есть в науке мы всегда оперируем как бы с поверхностью сущего.

Парадокс заключается в том, что оперируя с поверхностью сущего, зная только поверхность, мы претендуем это сущее перестраивать – это то, что мы делаем в наших технологиях. Поэтому нет ничего удивительного в том, что здесь возникают всякого рода проблемы – экологические, физиологические, психические и так далее. Сегодня мы, например познав определенные законы рассудка и умея выполнять определенное моделирование его действий, мы построили информационную технику, которая намного сильнее человеческого рассудка по объему памяти, скорости обработки. Но дело в том, что, имея только это как бы поверхностное свойство человеческого разума – рассудок, мы претендуем через информационную технику выразить всё. Мы говорим о создании искусственного интеллекта, как будто человеческий разум полностью выражается через рассудок, ибо в информационной технике ничего, кроме рассудка, нет: нули, единицы и только, грубо говоря, арифметические операции с ними. Поэтому это есть внутренняя граница науки, которую отмечал уже один из основателей науки.

В XX веке, в связи с возникшим кризисом, научным и уже цивилизационном, прямо с этим связанном, возникла очень сильная традиция критики науки. В частности очень большой немецкий философ XX века Мартин Хайдеггер тоже посвятил этому немало страниц. И он как раз говорил, что наука не познает, она только калькулирует. Потому что в науке мы стремимся все изучаемое нами сущее сразу описать в рамках некой предзаданной парадигмы, в пределах как бы некоторой рамки – рассчитать его и представить, по выражению Хайдеггера, как некий постав (гиштель). Представить все сущее как нечто, что может быть рассчитано, воспроизведено и доступно человеческому использованию. Но это уже есть некоторые специальные очки, через которые мы смотрим на природу. Очки этой предвзятой метафизической парадигмы, в рамках которой мы все это решаем. Человек сам заключает себя в своеобразную клетку метафизической парадигмы. Если он не рефлектирует о методе науки, то не замечает, что, на самом деле, у этого подхода есть свои границы.

 

Владимир Катасонов, доктор философских наук.

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Бесконечность всегда, во всех культурах была для человека определенной загадкой. Причем понимать бесконечность можно двояко. Как говорят, существует потенциальная бесконечность и актуальная бесконечность, это различение ввели уже греческие мыслители, философы, ученые. Потенциальная бесконечность – это когда мы, например, берем ряд натуральных чисел 1, 2, 3 и т.д. и вместе с каждым числом мы можем взять и следующее число, т.е. бесконечность как процесс. В этом случае мы говорим о потенциальной бесконечности.

А если мы представим, что взяли все числа сразу (хотя, конечно, трудно сказать, что это значит, мы уже не можем представить сразу и 20 яблок), тем не менее конструкция такого рода в науке рассматривается – все числа сразу как единое множество. Тогда говорят, что мы имеем дело с актуальной бесконечностью. То же относится, например, к делению – бесконечности в направлении убывания, т.е. если мы делим отрезок пополам, потом каждую половинку опять пополам и т.д., потенциально процесс продолжается бесконечно – всегда будут получаться отрезки, которые мы будем делить дальше. Но если мы представим, что разделили до конца, так что отрезков уже не получилось, т.е. как бы до точек, мы говорим, что имеем актуальную бесконечность. Хотя, что это такое, мы опять не можем представить, но задавать об этом вопрос, мыслить, мы можем.

Об этом начали мыслить уже греки в античной философии и науке, и они осознали, что с понятием актуальной бесконечности связаны апории, которые нарушали принципиальные аксиомы познания. Одной из фундаментальных аксиом для античной математики является то, что часть меньше целого. Это можно прочесть в «Началах» Евклида. Куда естественнее: часть меньше целого. Но если мы берем актуально бесконечное множество, например все натуральные числа: 1, 2, 3 и т.д., и берем только их часть, например, только четные числа, то легко осознаем, что четных чисел столько же, сколько всех чисел. Мы ставим во взаимно однозначное соответствиевсе четные числа и все числа. 1 ставим соответственно 2, 2 – 4, 3 – 6 и т.д. Получается, что четнчх чисел столько же, сколько всех чисел, т.е. часть равна целому. Но этот процесс ведь можно и терировать, продолжать дальше: четные числа также брать через одно, и их получится столько же, сколько было четных чисел, и стало быть столько, сколько было изначально. И продолжать эту операцию можно сколь угодно далеко. И что же это получается за множество – все числа? Это такое множество, что сколь угодно прореженная его часть оказывается равна ему самому. Когда с этим встретились греки, они сказали: такому понятию нет места в науке. Поэтому актуальную бесконечность они осознали, но в науку ее не допускали. В частности, в геометрии, в «Началах» Евклида, все линии, прямые, плоскости – всё это некоторые конечные величины, хотя они могут быть очень большими и сколь угодно большими, но не бесконечными.

Парадокс заключается в том, что в XVII веке в математике изобретается дифференциально-интегральное исчисление, которое совершенно сознательно использует понятие актуально бесконечно малых, вроде тех точек, которые получаются при делении отрезка до конца, и актуально бесконечно больших величин – это все числа. Создали это исчисление независимо друг от друга Ньютон и Лейбниц. Разве они не знали всех тех апорий, о которых говорила античность? Все прекрасно знали, но оказывается, этот шаг был уже подготовлен.

Чем он был подготовлен? Этот вопрос был для меня стимулом в моих исследованиях по философии науки. И со временем, в общем, удалось осознать, что эта легитимация актуальной бесконечности в науке произошла под влиянием богословия, христианского богословия. Греки не могли рассуждать о бесконечности, собственно, и потому, что не было никакого актуально бесконечного предмета, о котором можно было бы рассуждать. В греческом мире все конечно, и греческие боги тоже конечны, они ограничивают один другого, правда, есть еще бездна, которая всех их порождает, но греки в этом особенно не спекулировали.

Когда же в христианстве произошла встреча библейской культуры и античного миросозерцания, античной философии, здесь из библейской культуры пришла идея актуально бесконечного в позитивном смысле. Уже в псалмах Давида мы читаем такие слова: Велий Господь и хвален зело, и величию Его нет конца (Пс. 44), где величию Его нет конца можно понимать и актуально бесконечно. Или в 46 псалме: Велий Господь наш и велия крепость Его, и разума Его нет числа. Разума Его нет числа – разум Его выше всех чисел, стало быть, это актуально бесконечная величина. Блаженный Августин говорит, что если у разума Божьего нет числа, все, что охватывает что-то, больше его, поэтому разум Божий может охватить все числа. Мы не можем охватить, а он охватывает все числа.

Постепенно идея того, что христианский Бог актуально бесконечен в смысле Своей творческой мощи, познания и в смысле бесконечного милосердия, становится в христианском богословии общепринятой. Но очень интересно, что не сразу. Например, у Оригена, который очень зависел от запретов античной мысли, Бог конечен. Почему? Потому что если бы Бог был бесконечен, то Он не мог бы мыслить Самого Себя, ведь актуальная бесконечность немыслима. Но через христианское богословие эта идея актуальной бесконечности Бога потихоньку начинает влиять и на другие сферы. И в богословии идет определенное развитие, в XV веке появляются работы Николая Кузанского, который начинает актуальную бесконечность Бога как бы символизировать актуально бесконечными геометрическими объектами: треугольники бесконечной величины, сферы с бесконечным радиусом, которые имеют парадоксальные свойства, но тем самым эта идея актуальной бесконечности уже потихоньку входит и в науку. Поэтому в XVII века она как бы легализуется в науке. Она легализуется, создается метод дифференциально-интегрального исчисления, но все-таки что такое актуальная бесконечность и как мы ее постигаем (а мы ее не постигаем) остается загадочным и для самих создателей этого дифференциально-интегрального исчисления. Кстати, Декарт был финитист, он не признавал актуальной бесконечности, и большинство философов в XVII веке держатся античных представлений. Но Лейбниц, который был «промоутером» этой идеи, доказывал, что актуальная бесконечность существует и в мире, очень много сделал для ее легализации, и он же, как я уже сказал, был одним из изобретателей дифференциально-интегрального исчисления.

Тем самым это входит в науку, дифференциально-интегральное исчисление – это основной метод математической физики, которая начинает бурно развиваться. Но все равно, что такое актуальная бесконечность остается загадочным, поэтому на протяжении всех веков, до начала XX века и более глубокомысленные ученые, и философы пытаются как-то подступиться к осознанию этой идеи. Но в самой науке, в частности математике, уже к концу XIX века созревают некоторые идеи актуально бесконечных множеств.

Главным создателем идеи актуально бесконечных множеств был Георг Кантор, который создал теорию множеств, как бы арифметику бесконечных чисел, но самое интересное, что внутри этой арифметики очень быстро самим Кантором были обнаружены противоречия – апории, которые никак неразрешимы. Причем это были все те же античные апории, но уже пересказанные на новом языке – языке множеств. Например, апория о множествах, которые не являются подмножествами самого себя – апория расы и другие. Некоторые из них имеют и чисто логическую интерпретацию. Например, первая апория имеет интерпретацию на языке логики. Например, в деревне живет брадобрей, который бреет всех, кто не бреет себя, должен ли он брить сам себя? Если он сам себя бреет, то ведь он бреет только тех, кто самих себя не бреет, стало быть он не должен сам себя брить. А если он сам себя не бреет, то всех, кто себя не бреет, он должен брить, то тогда он должен себя брить. Наше представление о логике, что на любой вопрос обязательно должен быть ответ «да» или «нет», когда мы имеем дело с самоприменимыми конструкциями, которые связаны с актуально бесконечными множествами, мы не можем ответить ни «да», ни «нет».

Все эти проблемы начали в математике так называемый третий кризис математики, который по существу продолжался весь XX век и так до конца и не был решен. И, конечно, из самого генезиса идеи актуальной бесконечности в науке мы видим, что это не случайно. Дело в том, что ее происхождение связано именно с богословием. Другими словами, когда мы говорим бесконечное, то так или иначе наш ум как бы возносится к идее совершенного, бесконечного существа, как говорил Декарт, то есть к Богу. Но оказывается, что обсчитать, выразить через число Бога до конца не удается.

 

 

Владимир Катасонов, доктор философских наук.

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

«Книга природы написана на языке математики» – эту знаменитую фразу написал в XVII веке Галилей, один из пионеров науки Нового времени, той науки, которая непрерывно существует с XVII века по сегодняшний день. Самое интересное, что Галилею нужно было доказывать утверждение о том, что физические законы выражаются математически. Потому что существовавшая традиция физики, идущая еще от античности, – физика Аристотеля была не математической, она была качественной. Физика занималась и занимается тем, как это сформулировал Аристотель, то есть изучением движения материальных тел в мире. Но понять это движение по Аристотелю значило интерпретировать это движение в терминах так называемых четырех аристотелевских причин. Это было чисто качественное предприятие. А применять математику к физике и Аристотель, и большинство античных авторов считали очень нелогичным, потому что нужно познавать какую-то сферу сущего, соответственно тому языку, который здесь подходит. А язык математики был, во всяком случае по Аристотелю, языком некоторых воображаемых пространств, языком, в котором существуют точные окружности, абсолютные прямые, там где можно изменять и так далее. Но ничего этого нет в материальном мире, где нет ни абсолютно круглых шаров, нет точных размеров у тел. Кроме того, все это еще и изменяется, знаменитое античное панта рей (все течет), «в одну и ту же реку нельзя войти дважды». Как же измерять что-то, что постоянно изменяется?

Тем не менее с XVII века, как я уже сказал, физика начинает говорить на языке математики. Галилей в своей знаменитой книге «Диалог о двух главных системах мира, Птоломеевой и Коперниковой» как раз много раз пытается доказать это. Но доказать ему, на самом деле, это не удается. Встает вопрос, как вообще так получилось? А вот так получилось, такие парадоксы существуют в истории мысли, что тем не менее математику начали применять. Греки уже обнаружили так называемый факт несоизмеримости: если ставить вопрос о применении математики в физике, т.е. об измерении величин. Оказывается, не все можно измерить и в геометрии, если взять, например, какую-то единицу длины и построить квадрат со стороной этой единицы длины, уже диагональ этого квадрата будет несоизмерима с этой единицей длины, она не будет выразима ни в целых стороны квадрата, ни в его частях. Сегодня мы говорим, что длина ее будет неким иррациональным числом. Если сторона квадрата единица, то длина будет корень из двух. А корень из двух – это иррациональное число – 1, 42… и бесконечное количество знаков после запятой. Но сама по себе эта идея вошла как раз в XVII веке. Сначала, правда, просто делали вид, что все можно измерить и можно применять математику.

Сам по себе импульс этого математического познания шел из определенной реставрации влияний платонизма, потому что математика связана с традицией платонизма. Так было и в античности, и во время Возрождения, когда до этого на Западе Платона знали, но не вполне, а возрожденческие авторы, например Фичино, перевели почти всего Платона, и роль математики стала подниматься выше и выше. В частности под влиянием идеи, что и Сам Бог должен быть геометром, математиком и на основе математики создать этот точный мир, и даже в Библии есть тексты как бы указывающие на это, эта идея была апроприирована, и началось построение математической физики.

Но если подойти ближе, то выясняется, как я уже сказал, то доказательства факта, что все можно измерить в нашем мире, мы не имеем. Можно сказать это очень просто: вроде бы наука может заниматься всем, но если говорить о психологических сторонах, можно ли измерить любовь. Когда мы говорим «он ее так сильно любит», это вообще количественный аспект? Сегодня это привело к тому, что говорят: фильм на 600 миллионов долларов. Можно ли как-то измерить искусство и красоту? Или шедевр фарисейства нашего времени – материальная ценность морального ущерба. Как это вообще можно измерить?

Так что вопрос о том, что все можно измерить, висит. Но он висит и в самой математической физике, потому что, претендуя все измерить, мы используем так называемую концепцию действительного числа, разработанную в самой математике только к концу XIX века. Мы используем понятие иррационального числа, т.е. когда у числа, если мы записываем его в десятичной форме, после запятой бесконечное количество знаков. Но если это количество бесконечное, следовательно, мы не можем знать всех этих знаков. Математическим методом мы можем знать их как угодно далеко, но тем не менее всех их мы не знаем: их по определению бесконечное количество. Стало быть, оперируя такими числами, мы всегда как бы обрезаем эти бесконечные хвосты и используем только приближения к этим числам. Но ведь мы используем это не только в математике, но в физике и технологиях, связанных с физикой, когда делаем различные машины и т.д. Следовательно, когда на чертеже указана определенная длина и она является таким иррациональным числом, то реализовать это иррациональное число мы не можем, просто потому, что мы его не знаем. Практически это делается так, что в физике мы говорим, что эта величина больше этого, но меньше этого. Что значит – отбросить хвост у непериодической дроби? Это значит сказать, что она больше того, что останется после отбрасывания, но меньше, если последний разряд, например, увеличить на единицу. По существу это есть оценка. Другими словами, в так называемой точной науке – физике мы не точно знаем длины, а знаем только их оценки: больше чего и меньше чего. И встает вопрос, а как же тогда технологии, о которых я говорил? Ведь речь идет о том, что нужно делать шестеренку очень точно. Что там шестеренка, речь идет об атомных электростанциях, где какие-то ошибки вообще могут привести к катастрофе. Но на самом деле и там используется эта идея, по-другому мы не можем, теоретически мы говорим о числах с бесконечным количеством знаков, а практически используем только с конечным количеством знаком, то есть актуальная бесконечность не дается. Стало быть, хотя у нас и есть рассчитанные чертежи и т.д., тем не менее механизмы, построенные на основании их: шестеренки, валы всегда сделаны более или менее неточно. А к чему приводит эта неточность? Приведу вам цитату из моей статьи:

«Бросим взгляд на современный автомобиль, сверкающий зеркальным лаковым покрытием, с мягкими аэродинамическими формами, с почти бесшумно работающим двигателем, начиненный всевозможной электроникой и т.д. Какое совершенное создание технологической и научной мысли! Какой гимн пытливому человеческому разуму, проектирующему и создающему столь совершенные творения, спорящие, казалось бы, с созданиями Самого Творца мира!.. Но если мы «заглянем внутрь», если осознаем весь «блеск и нищету» реального технологического воплощения инженерных разработок, то мы увидим, что все валы сидят в своих отверстиях и гнездах «наискосок», потому что точно выточить отверстия и сделать вал невозможно, все шестеренки, по той же причине, несимметричны, все зазоры сделаны более или менее наугад, и все это видимое великолепие представляет собой отнюдь не то, за что оно себя выдает… А что значит, что «валы сидят в гнездах наискосок»? Это означает, что возникает эксцентрика: несовпадение геометрических и физических центров. А последнее неизбежно ведет за собой к возникновению биений, нарушений в равномерности вращения, и эти биения также неизбежно сотрясают и разрушают все это, казалось бы, совершенное создание… Все идет вразнос! «Своеволие» материи, о которой писал еще Платон, и о котором никогда не забывали древние греки, так и не преодолено!»

В этом смысле математическая физика всегда имеет свою внутреннюю границу – двусмысленное использование актуальной бесконечности.

 

Владимир Катасонов, доктор философских наук.

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

В 2011 году в России было создано, как оно себя называет, «Стратегическое общественное движение Россия-2045». Главной его задачей является реализация следующих этапов: к 2020 году создание искусственной копии тела человека, т.е., грубо говоря, механических моделей всех телесных человеческих способностей: чтобы двигались руки, ходили ноги и т.д. К 2025 году создание искусственной копии человека, в которую помещается мозг. Уже сегодня мы знаем, что мозг с помощью некоторых сенсоров можно соединить со всякого рода электронными машинами, тем самым осуществлять управление некоторыми мозговыми импульсами. Здесь же целиком пересаживается мозг человека, эта машина подсоединяется к ее нейронным органам, и человек, а точнее мозг, потому что, конечно, существует разница, которая здесь игнорируется, во всяком случае по этому проекту, этот мозг должен управлять искусственной копией человека. К 2035 году создание искусственной копии тела человека, в которую переносится уже сознание. Здесь, как говорят адепты этого движения, человеческое сознание сканируется и пересаживается в копию человеческого тела. Хотя, что есть сканирование сознания, они сами не знают и нигде не объясняют, просто-напросто потому, что мы не знаем, что такое вообще сознание. Это задача не только технологическая, научная, но и задача философская: сознание есть некоторая тайна для человеческого познания. И к 2045 году уже создание тела-голограммы и пересадка сознания в него. Голограмма – это уже по существу нечто, созданное из энергий света, и поэтому свободное путешествие во вселенной и, самое главное, бессмертие и безграничные возможности для познания. Все это называется трансгуманизмом.

Создание трансгуманизма в России было репликой на то, что в 1998 году в Западной Европе и Америке было создано такое же трансгуманистическое общество, главной целью которого являлось создание как бы нового антропологического типа на основе современных информационных и био- технологий и тем самым создание «более совершенного» человека. «Натуральный» человек, созданный Богом, болеет, он смертен, его возможности ограничены, а тут соединение человека с машиной дает бессмертие, бесконечное познание. Потому что если мы имеем такого робота, или киборга, то болезни ему уже не грозят, если у него что-то испортилось, то он, как в фильмах про Терминатора, пошел на склад, что-то спаял и починил сам себя.

Познание здесь тоже открывается бесконечное, и тем самым трансгуманизм выступает как определенный этап эволюционной гипотезы. Впервые это слово употребил Джулиан Хаксли, английский биолог, общественный деятель, политик, который, как политик, в основном занимался созданием институтов утверждения морали на нерелигиозных основах. Джулиан Хаксли был внуком Томаса Хаксли, знаменитого пропагандиста эволюционной теории Дарвина. Собственно, всю богоборческую славу этой теории создал не сам Дарвин, а именно Томас Хаксли. Джулиан Хаксли, который сам выдвинул эту идею трансгуманизма, является внуком Томаса Хаксли.

Это могло показаться каким-то чисто футурологическим фейком, о котором, может быть, не стоит говорить. Но на самом деле на протяжении последних десятилетий были заседания в академии наук с участием академий медицинских наук, с приглашением философов, где было сказано, что следует с вниманием относиться к этому движению. У него есть определенное финансирование, поэтому оно часто организует всякого рода конференции и участвует в международных конференциях.

В связи со всем этим встает вопрос, насколько вообще это возможно. Идея создания искусственного человека как бы естественна человеку: человек создан Богом, и создан по образу и подобию Божию, и человеку в частности даны некоторые творческие способности. Благодаря им, человек познает природу и, как я не раз говорил в этих лекциях, создает по существу вторую природу. Но главный, принципиальный, так сказать, оселок возможностей человека – это может ли он создать существо, подобное ему самому. Создать не естественным образом, как это ему положил Господь Бог, а искусственным образом, создать лучше, чем создал это Сам Господь Бог.

 

Владимир Катасонов, доктор философских наук.

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Термин «информация» сегодня очень модное словечко. Активно развиваются информационные технологии, везде внедряются, и на их основании происходит определенное переформирование уже устоявшихся областей науки и технологий. И это понятие развивается и технологически, и теоретически, и философски. Некоторые горячие головы иногда даже говорят, что все есть информация: и вещество, и энергия. Но это не удивительно: есть строгое, математическое понятие информации и ее использования в технологиях. А есть своеобразная мифология информации. Такого рода эксцессы уже происходили с разного рода научными понятиями. Например, на рубеже XIX-XX веков, когда в конце XIX века был сформулирован закон сохранения энергии, потом сформулирован закон Эйнштейна об эквивалентности массы и энергии, и появилось такое научно-философское движение, как энергетизм, когда говорили, что все есть энергия. На самом деле, все-таки все устроено немного сложнее, и мы можем простить, что вокруг понятия информации существует такой фольклор, когда считают, что это из него можно сделать самое фундаментальное, онтологическое понятие.

Научное знание все-таки использует совершенно конкретное понятие информации. Вообще, в этом смысле я различаю три уровня: уровень знания вообще, уровень научного знания и уровень информации. Знание – это более широкая сфера, чем сфера научного знания. У науки есть свои границы, например, существуют так называемые традиционные методы лечения, фитотерапия и т.д., существующие веками, но которые при этом нередко наукой до конца не осознаны. Есть научное знание, использующее свои определенные предпосылки, и есть информация.

Информация – это то знание, которое уже подготовлено для машинной обработки информационными техниками, т.е. то, которое выразимо на языке нулей и единиц, используемом в информационной технике. Здесь существенно то, что это знание дискретно: нули и единицы, ничего промежуточного здесь нет. Но естественно встает вопрос: а все ли в сфере знания, в сфере нашего восприятия мира дискретно? Этот вопрос, в частности в философии и философии науки, в начале XX века поднимал французский философ Анри Бергсон, очень влиятельный в то время. Он как раз объяснял, что наука искажает естественное свойство движения, а именно его непрерывность. Благодаря своим аксиомам и методам, она раскладывает это непрерывное движение в совокупность моментальных снимков. Он называл это кинематографическим эффектом. Как кинематографическое движение – съемка определенного количества кадров в минуту и чередование этих статичных кадров. Но поскольку у нашего зрения есть определенная инерция, мы воспринимаем это как непрерывное движение.

Информация так же связана с этой дискретностью, причем дискретность – это ее принципиальная характеристика. И встает вопрос: а действительно ли все существующее дискретно? Конечно, нет, потому что издавна дискретность существует в паре с понятием непрерывности. И непрерывность, по существу используя этот информационный алгоритм и вообще сегодняшние методы множеств в математике, мы раскладываем его в дискретную последовательность, некоторые дискретные множества. Вообще, вопрос о структуре непрерывности стоял еще со времен античной науки и философии и по сегодняшний день остается одним из фундаментальных вопросов познания. То понимание непрерывности, которое мы используем в сегодняшней науке, в частности сегодняшней математике, хотя здесь есть несколько разных концепций непрерывности, так или иначе раскладывает эту непрерывность в дискретность. Но непрерывность – это одно из фундаментальных понятий, поэтому определить, что такое непрерывность очень трудно.

Определения, которые существуют с античности, данное, например Аристотелем, только отчасти фиксируют какие-то свойства непрерывности и тем самым задают некую рамку моделирования этой непрерывности. В одной из таких рамок возникает та теория непрерывности, которая существует в сегодняшней математике. Но понятие непрерывности, сама по себе интуиция непрерывности – это гораздо глубже, чем та идея континуума, непрерывности, которая существует в науке.

С чем бы можно было сопоставить эту идею непрерывности, или как бы можно было ее проиллюстрировать? По моему мнению, это само понятие сознания. Сознание есть вещь таинственная. С одной стороны, оно сосредотачивается на разных аспектах, разных понятиях, вроде бы где-то оно и дискретно, но в то же время это некоторая целостность, некая связь всего со всем внутри этой целостности. Как можно выразить сознание в терминах нулей и единиц, в терминах информации? Это как раз сегодняшняя проблема, которую пытаются как-то решить, – проблема создания искусственного интеллекта. Но видно, что здесь есть некие принципиальные расхождениях именно в основаниях, а именно попытка интерпретировать непрерывность через что-то дискретное.

Есть и еще более фундаментальные понятия непрерывности, причем они очень доступны нам  в жизни. Например, понятие веры в религиозной сфере. В Евангелии рассказывается история о несчастном отце больного сына, который просил Христа исцелить сына. И Христос говорит: если имеешь хоть немного веры, то все доступно верующему. На что отец отвечает: верую, Господи, помоги моему неверию. Можно ли веру оценить через нули и единицы. Единица – есть, а нуля нет. Нет, это что-то более непрерывное, то, что растет, что убывает в жизни, то, что связано с ее определенной динамикой, и выразить все это на этом дискретном языке, скорее всего, невозможно.

И, может быть, высшим понятием такой непрерывности является свойство Духа, или когда мы говорим о Боге. Бог есть Дух. Можем ли мы выразить все это на языке этой дискретности, тем более, когда говорим о Троице, Триедином Существе – это есть единство существо, но это есть три лица. Как все это выразить на таком языке. Так что понятие непрерывности при всей своей популярности имеет естественные границы своего применения.

И понятием непрерывности человеческая наука поступает как обычно: помещая все сущее в некоторую заранее предвзятую метафизическую рамку, внутри которой существует наука, как, например, то, что в рамках дискретности можно выразить все, даже непрерывное, но тем самым человек как бы создает своеобразную клетку и  помещает себя внутрь ее. В советское время, во время «бури и натиска» революционной идеологии в начале 20-х годов, когда все должно было быть пролетарским, а не буржуазным, было такое понятие, что даже и тюрьмы должны были стать пролетарскими, никаких надсмотрщиков там не должно было быть, потому что пролетарский заключенный – сознательный заключенный. Поэтому появилось такое понятие – «самоокараулирование». Конечно, долго оно не продержалось, тем не менее в науке и нашей цивилизации, построенной на науке, мы имеем дело с этим самым «самоокараулированием»: человек через познание, через применение и навязывание природе определенной метафизической рамки создает для себя вторую природу и от той естественной природы, созданной Богом, по существу сам себя заключает в некоторую клетку, а потом удивляется, что возникают экологические кризисы.

 

Владимир Катасонов, доктор философских наук.

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

В этих лекциях мы говорили о науке и христианстве. Этот разговор важен не только в том смысле, что сама новоевропейская наука отчасти есть дитя христианства, и многие научные положения, например концепция актуальной бесконечности или закон инерции пришли, найдя свое подтверждение именно в христианском богословии. Но и потому, что  наука представляет собой определенную, как говорят, производительную силу: она перестраивает всю нашу среду обитания, она позволила нам построить ту цивилизацию, в которой мы живем, которой уже становится тесно на земле и она стремится выйти в космос. Но эта цивилизация на основе науки, или, как говорят, технологическая цивилизация, расширяется не только вширь, но и вглубь. Сегодня она уже входит внутрь человека, перестраивает его самого.

Собственно говоря, так было всегда: для того чтобы построенная машина двигалась быстрее, естественны дороги, на которых росла травка, нужно было залить асфальтом. А для того чтобы мы не сталкивались, человеку  нужно было усвоить определенные правила движения. В этом смысле мы приспосабливаемся к машинам. Но сегодня это приспособление идет уже дальше. Потому что человек, например, общаясь с информационной техникой, в самом интерфейсе усваивает тот языком, на котором по существу говорит машина – язык этих самых логических деревьев. Но в цивилизации всегда происходит так, что эти искусственные создания изменяют самого человека. Цивилизация всегда как-то подтягивает человека к тому идеальному образу, который она выдвигает в качестве этого идеала. Так было во всех цивилизациях и во всех культурах, даже, может быть, очень диких на первый взгляд. Например, мы видим, как в примитивных культурах, существующих, например, в сегодняшней Африке, определенные нормы красоты заставляют женщину оттягивать мочки уха, прикреплять к губе почти что доски и т.д. Цивилизация все время подтягивает человека к идеальному образу.

Но вот каков этот идеальный образ? Возможности сегодняшних технологий очень велики, и в этом смысле цивилизация опять стремится изменить человека, стремится дать ему новые возможности, усилить те, которые есть, и в частности на этом фоне возникают такие идеи, как идея трансгуманизма. Поэтому очень остро встает вопрос: каков же истинный образ человека? Чего вообще хочет человек? Ответить на этот вопрос чрезвычайно трудно, оставаясь только на чисто имманентной, человеческой стороне бытия.

Но у христиан здесь есть высший советник – Советник, Который является Создателем нашим и Спасителем нашим – это Господь Бог, Который дал нам образ самого человека, того, что значит – быть человеком, в образе Иисуса Христа, и дал нам перспективу жизни на этой земле и жизни вечной. Сама история нашей цивилизации, которая стремится улучшить человека, нередко не обращая внимания на это откровение, данное нам Самим Богом, показывает, что в этом случае цивилизация превращается в демоническую цивилизацию, которая постоянно грозит по существу разрушением всего человечества, его уничтожением.

Речь об этом сознании границ науки с точки зрения именно христианского мировоззрения, речь о критике науки идет не в смысле какого-то нового луддизма, т.е. уничтожения этих новых машин и новых возможностей, открываемых технологией. Потому что даже при всем желании выскочить из той цивилизации, в которой мы находимся, невозможно. Речь идет о том, чтобы трезво отнестись к тем возможностям, которые нам открывает современная наука и сохранить тот образ человека, которым человек жил изначально.

 

 

Владимир Катасонов, доктор философских наук.

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Мечта о создании такого мыслящего искусственного существа, на самом деле, идет через всю историю человеческой культуры. И первые движущиеся автоматы были уже в античности, немало их строили в Средневековье: например, «автоматы», играющие в шахматы, правда, когда начинался пожар, из этого «автомата» выскакивал и убегал карла. Дело не в этом, а в том, что сама по себе идея всегда была востребована.

С созданием же информационных технологий, разработкой специальных языков, на которых записываются программы, эта идея стала находить себе все большее воплощение. Сначала это были первые вычислительные машины, арифмометры, которые в XVII веке строил еще Блез Паскаль. Потом уже в XVII веке Лейбниц обнаружил, что любую фразу любого языка можно записать на языке нулей и единиц, определенным образом закодировав алфавиты этих языков. Тем самым язык нулей и единиц оказался универсальным языком, Лейбниц даже называл его «адамовым языком». И как только появилась возможность моделировать эти нули и единицы с помощью каких-то электромагнитных реле или с помощью электронных элементов в XX веке, то сразу стали создавать программы, которые управляют этими механизмами, играют своего рода роль души искусственного существа.

На пути создания этих механизмов, моделирующих человеческие действия: человеческие руки, ноги, зрения стояло очень много проблем, и к сегодняшнему дню они уже отчасти решены. Например, человеческая нога – это чудо: как она приспосабливается к неровностям почвы и т.д. Но отчасти здесь уже есть некоторое решение. Проблема распознавания образов – как наше зрение воспринимает предметы – тоже очень сложная проблема, которая остается до сих пор, разработки ее продолжаются, но тем не менее отчасти она была решена.

И наконец, идея создания искусственного существа. Вместе с этой идеей, уже выдвинутой организационно, встают вопросы: что нам в этом не нравится и возможно ли это? Вопрос «Что нам в этом не нравится?» – очень важен, и ответить на него могут только христиане. Очень важно – уметь отвечать на этот вопрос. Потому что, даже если это не возможно, это не может остановить человека. Есть многие невозможные вещи. Коммунизм тоже невозможен, но тем не менее коммунизм бессмертен: в каждом поколении будут находиться люди, которые будут считать, что если мы уничтожим всех злодеев и эксплуататоров, то построим счастливое общество. И мы видим это и в нашей в частности стране.

Действительно ли это возможно или нет – это другой вопрос. Я сейчас просто скажу о возможности этого проекта. Проект построения такого искусственного человека невозможен по некоторой принципиальной причине. Дело в том, что основой всех высших способностей человека является то, дарованное ему Богом качество, которое называется свободой. Как говорил Кант, это начинать новый причинный ряд, но безо всякой причины, начинать недетерминированно. При всем богатстве возможностей информационных технологий моделирование именно свободы никак не удается, потому что вся работа информационных устройств абсолютно детерминирована. Как сделать, чтобы было свободное решение, непонятно. Есть различные попытки в этой науке, тем не менее это непонятно, потому что свобода представляет собой некую тайну бытия человека, как  и бытия Бога. Но на основании свободы как раз и существуют все высшие способности человека: творчество, восприятие красоты, любовь и т.д. Поэтому создать искусственно существо, которое было бы равно по своим возможностям человеку, не удастся никогда. Тем самым проект трансгуманизме есть некая новая утопическая теория.

Так что как бы мы ни продвигались в создании достаточно совершенных искусственных существ, и это продвижение идет: появляются роботы, которые могут совершать определенные операции: убираться по дому и т.д. – это продвижение будет идти, а вот создание такого человека… Уже такие функции человека, как написание стихов или музыка – все, что связано с творчеством. Когда мы читаем стихи, написанные машиной, то поражаемся, как соблюдены все ритмические нормы, рифмы и т.д., но тем не менее стихи эти не имеют абсолютно никакого смысла. Оказывается создание стихов, эта сложная ассоциативная игра в восприятии, связана с глубинами разума и в конце концов связана со свободой.

Заканчивая эту лекцию, позволю привести отрывок из моей статьи на эту тему:

«Сегодняшняя цивилизация ставит перед человечеством серьезнейшие вопросы, касающиеся понимания самой природы человека. Проблема антропологии становится актуальнейшей из проблем. В зависимости от того, как мы мыслим человека, какое содержание мы вкладываем в это слово, мы будем воспитывать, развивать человека, лечить его и все общество. А благодаря современным технологиям, это развитие человека может идти очень далеко… Нужно отчетливо понимать, что для чисто гуманистического, безрелигиозного понимания нет и не может быть никаких границ на пути технологического экспериментирования и утопического проектирования человека и сущего. И в этом случае экспериментирование неизбежно  будет порождать множество уродств и трагедий».

Что из того, что машина не может писать стихи? Дело в том, что и далеко не всем людям стихи доступны и нужны. По существу, приравнивание человека к машине есть такая дегенерация человека.

«Только если наша наука будет соотноситься со знанием, данным нам в откровении самим Богом, с тем пониманием человека, которым человечество веками сохраняло в  библейской традиции, только тогда мы сможем справиться с «джиннами», выпускаемыми современной наукой».