“Белый” террор: был или не был?

 

Василий Цветков, доктор исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

 

Очень интересный вопрос в истории Гражданской войны, тоже связанный с Белым движением, это вопрос о так называемом белом терроре. Сейчас очень часто обсуждаются эти проблемы, говорят о том, что были плохие красные и были плохие белые, был красный террор и белый террор – в общем, все были плохие, никого не было хорошего. Подобного рода позиция, наверное, слишком упрощенная и однобокая. Я не буду сейчас говорить о красном терроре, потому что это отдельная тема и говорить здесь можно очень много, отмечу только очень важный правовой момент. Словосочетание «белый террор», в отличие от «красного террора», никогда ни одним белым правительством официально не заявлялось. И никакого законодательного акта, похожего на декрет о красном терроре, который, как известно, был издан после покушения на Ленина, акта о терроре и возмездии за какие-то действия советской власти белыми не принималось.

Тем не менее такое словосочетание все-таки используется, и, наверное, с ним можно согласиться, но нужно его конкретизировать и уточнить. Каким образом? Прежде всего для белых советская власть, большевики – это захватчики власти, те, кто пришли к ней незаконным, нелегитимным путем. И никакие доводы Ленина и его сторонников о том, что их выбрал и поддержал народ, белых в этом убедить не могли. Разгон Учредительного собрания, захват власти в Петрограде в октябре 17-го года, подписание – фактически капитуляция – сепаратного Брестского мира – это те вехи, которые, с точки зрения белых, ставили власть большевиков вне закона. Естественно, что большевики, советская власть, платили им той же монетой, и определение «враг народа», определение «вне закона» по отношению к белым употреблялось сплошь и рядом.

Таким образом мы можем говорить о политическом противостоянии, борьбе двух политических систем и, естественно, о борьбе двух законодательных систем. И если со стороны советской власти белые выглядели врагами народа, и с врагами народа естественно надо было расправляться самым беспощадным и жестоким образом, то и со стороны белых представители советской власти, большевиков выглядели отнюдь не как некие непонятно откуда взявшиеся инопланетяне или туземцы, с которыми никто не знает, что делать, но именно как нарушители закона, люди, которые – еще раз подчеркну это – преступным путем пришли к власти. Им власть никто не передавал, но это было именно вооруженное восстание.

И, опираясь на законодательную базу Российской империи, на ту часть законодательства, которая касалась непосредственно политических преступлений – а это была довольно развитая часть нашего уголовного имперского судопроизводства, которое дополнялось и в период Столыпина, и во время борьбы с революцией 1905 года – опираясь на эту часть законодательства, белые строили свою репрессивную политику. Правильнее говорить именно так: не белый террор, а репрессивная политика Белых правительств в отношении тех, кто захватил власть преступным путем.

В отношении представителей советской власти, представителей большевиков применялись нормы уголовного судопроизводства Российской империи, только теперь там было не «покушение против царской особы», а покушение на власть Временного правительства, которая все же считалась легитимной или на власть адмирала Колчака. Это борьба с внутренним, а не внешним врагом – это тоже важно отметить. Поэтому когда иногда говорят, что Колчак является военным преступником, надо понимать, что термин «военный преступник» употреблялся в то время исключительно в отношении борьбы с внешним врагом или при совершении воинских преступлений, связанных с дезертирством, мародерством и т.д. А по отношению к представителям советской власти, по отношению к представителям партии большевиков репрессии применялись именно как к политическим противникам.

Какого рода были эти репрессии? Здесь прежде всего необходимо сказать, что Деникинское правительство, правительство Врангеля и правительство Колчака как главное,  признанное остальными Белыми правительствами, разработало законодательную систему, которая как раз предусматривала различные категории ответственности за захват власти. Было так называемое законодательство о бунте – это тоже очень важный и интересный термин: действия большевиков в 17-м году определялись даже не как восстание, а именно как бунт – термин, свойственный именно имперскому уголовному законодательству. И согласно этому законодательству, у Колчака, конечно, предусматривалась высшая мера наказания по отношению к верхушке советской власти, по отношению к руководству большевистской партии. Но поскольку законодательство разрабатывалось в 19-м году, а численность большевистской партии на тот момент составляло уже порядка 400 тысяч человек, то применять подобного рода репрессии по отношению к такому количеству большевиков, действительно, означало применение какого-то массового репрессивного действия, наказания. Поэтому для рядовых членов большевистской партии предусматривалась такая ответственность как ссылка, высылка или такая санкция, как лишение права заниматься политической деятельностью в течение пяти лет. Как мы видим, здесь невозможно говорить о каком-то  кровожадном, злодейском характере репрессивного законодательства белых.

Но была и другая сторона белого террора, а именно связанная с деятельностью военных властей на тех территориях, которые были объявлены на военном положении. И здесь мы видим огромное количество примеров, когда, действительно, подавляя восстания  в тылу, Белые армии, белые войска или белые карательные отряды действуют достаточно жестоко, берут заложников, применяют насилие: наказания, порки, расстрелы. Но опять же если задуматься: когда в публицистике встречаешь указания на то, что белые тысячами (откуда берется эта цифра, правда, не совсем понятно) убивали, уничтожали русских крестьян в каком-нибудь уезде или губернии, то возникает вопрос, почему это происходило? Естественно, не должно возникать образа, который представляется так: входят белые войска в деревню, хватают всех крестьян, вовремя из нее не убежавших, и расстреливают их или заживо закапывают в землю. Конечно, такого не было.

Правильно применялись репрессии, правильно применялись наказания, но по отношению к тем районам, тем деревням и уездам, где было большевистское повстанческое, партизанское движение, что было – и руководители большевиков не скрывали этого – очень важным фактором в борьбе с Белыми армиями. Потому что если бы не мощное партизанское движение в тылу Колчака и аналогичное, достаточно мощное партизанское движение, которое организовывалось большевиками-подпольщиками специально, они знали на что идут, это были их целенаправленные действия, на юге и на севере России, то, конечно, устойчивость и стабильность белых фронтов была бы больше. Борьба с этими партизанскими движениями рассматривалась белыми именно как борьба с бандитизмом, борьба с теми, кто нарушает закон, теми, кто взрывает железные дороги, убивает милиционеров, местных чиновников, священников в православных храмах, убивают своих же крестьян, богатых, зажиточных. И по отношению к этим повстанцам, партизанам действительно применялись репрессии.

Подобного рода показательные вещи, наверное, должны учитываться, когда мы говорим о сути белого террора именно как о репрессивной политике, направленной против или самой советской власти, или ее представителей, которые действуют на фронте и в тылу Белых армий.