Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

И я бы начала с простых примеров, которые конечно убедительнее любых теоретических изысканий. Как-то я работала с одной замечательной семьей, дружной, воцерковленной, в которой было двое детей, которые болели. Но болели не физически, а болели психологически. Причем довольно долго и довольно серьезно. У одного были тяжелые панические атаки, а у другой были серьезные навязчивости, иными словами, она повторяла одни и те же действия по много-много раз. Она, если говорить конкретно, она часами мыла руки, то есть она открывала кран – мыла руки – закрывала кран, раз за разом и не могла выйти из ванной по полтора-два часа. Это конечно тяжелое нарушение, которое по сути дела часто приводит к тому, что человека по сути дела просто кладут в клинику.

Когда мы стали пытаться понять причины такого недуга и у одного ребенка, и у другого, причем речь шла не о детях, а о молодых людях. И девушке, и молодому человеку было примерно 20 плюс минус лет. Выяснилось, что папа очень часто уезжал и очень много времени проводил вне дома. Мама… ей было крайне тяжело справляться с жизнью семьи, вести двух детей, она работала, времени было мало, и она была в состоянии долгого тяжелого отчаяния. Она по ночам плакала, не спала, у нее было истощенное нервное состояние, но она делала вид, что все хорошо. Она делала вид, что она сильная, у нее все получается и прочее-прочее. То есть иными словами в доме присутствовала некая такая фальшь. Да, можно сказать, что это было во благо, как казалось маме. Но тем не менее, дети вставали, они еще были маленькими, когда папа стал уезжать надолго, он работал не в том городе, где они жили, а в другом месте, достаточно отдаленном от этого города и приезжал на неделю раз в два месяца в лучшем случае. И все делали вид, что все очень хорошо. Никто не говорил о чувствах, никто не проявлял эти чувства, мама с заплаканными глазами, с измученным лицом на вопрос детей: «Мама, все хорошо?» – полагали дети, что мама должна была ответить, почему глаза у нее заплаканные, почему она так несчастно выглядит, она говорила, стиснув зубы: «Да, все очень хорошо».

Получается, что в семье происходила такая подмена – реальность уплывала куда-то, а на ее место приплывала некая иллюзия, некая фальшивая ситуация. В результате оба ребенка были крайне эмоционально фрустрированы, то есть они испытывали постоянное напряжение и у них уже не было надежды на то, что будет какой-то нормальный, открытый эмоциональный разговор. Ни с мамой этого не было отношения открытого, ни с отцом. Причем отец был довольно авторитарный, жесткий, требовательный и вместо того, чтобы, приезжая на неделю раз в два месяца, обнимать своих детей, любить их и как-то с ними проводить время, он их критиковал, ругал и отчитывал. То есть это ожидание двух детей, ожидание отца, заканчивалось слезами, наказаниями, требованиями, упреками и заданием на следующие два месяца. То есть вся ситуация была психологически глубоко не здоровой, но трактовалась она, как здоровая.

В результате мы получили такую абсолютную дисфункциональную семью, при том, что в духовном плане все вроде было хорошо, но не в психологическом. Все, конечно, такая дисфункциональность не бывает без последствий. Поэтому такие напряжения у детей оказались… довели их до такого тяжелого состояния. У девочки были свои претензии к отцу, свои боли, свои страхи, когда я ее спрашивала: «А что вы делаете, когда вы открываете кран и когда вы закрываете кран?» – она мне говорила: «Я борюсь со злом».

Понимаете, в результате такого общего дисфункционального фона, у нее эти уровни психологический и духовный слепились и это действительно ситуация была абсолютно неразрешимая, пока мы не стали работать с теми реальными проблемами, которые были в жизни молодого человека и девушки. А именно – потребность в поддержке, потребность в тепле, потребность в отношениях, право на выражение своих чувств и право вообще на правду. И когда были проведены эти разговоры, были включены в работу и мама, и папа, и слава Богу, им хватило ума и мудрости, и любви к детям, чтобы понять, что происходило. Им было очень жалко, что было то, что было и они как бы даже признавали это в результате в какой-то момент даже извинились перед своими детьми. Это была точка глубокого внутреннего примирения, потому что дети даже никогда не предполагали, что папа и мама могут быть неправы и могут это признать. И в каком-то плане, когда была исцелена эта психологическая ситуация, которая долгие годы была не осознанна и совершенно не легализована, грубо говоря, произошло психологическое исцеление.

И тогда эти уровни – психологический и духовный совпали, соединились и произошло то, что называется «синергия», усиление того и другого пластов. И жизнь их в церкви стала куда более глубокой, искренней и совместной. Потому что до этой работы их отношения с Богом были у каждого свои – это была не семья перед Богом, это был каждый в одиночестве перед Богом. После того, как решена была психологическая проблема, перед Богом встала семья – любящая и заботящаяся друг о друге.