Татьяна Черникова, доктор исторических наук
Все лекции цикла можно посмотреть здесь.
Теперь мы переносимся во Владимиро-Суздальскую землю. Где-то после 1132 года древняя Киевская держава распалась, появилось двенадцать самостоятельных государств, и одним из самых сильных русских княжеств было Великое Ростово-Суздальское, а потом Владимиро-Суздальское княжество. Название меняется в связи с тем, что происходит перенос столицы, которая сначала находилась в стольном Ростове, потом, при Юрии Долгоруком, в Суздале, а при его сыне Андрее Боголюбском переехала уже во Владимир.
С Андреем Боголюбским связано очень большое церковное строительство и обретение этой землей своих святынь, которые были важны не только для русских людей, но и вообще для всех православных христиан, включая и византийцев. Поэтому рассказ об иконах этой земли надо обязательно начинать с обретения иконы Владимирской Богоматери. Весьма почитаемой иконы, ныне находящейся в особой церкви при Третьяковской галерее.
Вообще, в момент своего написания Владимирской Богоматерью икона не была. Это была икона столичного – константинопольского византийского письма, написанная, может быть, в конце XI – начале XII века. Тип ее – «Умиление»: Богоматерь держит на правой руке Младенца Иисуса, и они соприкасаются друг друга щеками – это очень любимый в православии тип иконы. Собственно от живописи конца XI – начала XII века сохранились только лики Богоматери и Самого Младенца Христа. И здесь надо опять обратить внимание на особенность средневековых икон: лицо Младенца Христа всегда изображалось, как у взрослого человека. Потому что этим как раз пытались подчеркнуть вечность Христа, Его не только человеческую, но и Божественную природу. И на этой иконе все это прекрасно видно.
Каким образом эта замечательная икона попала во Владимиро-Суздальскую землю и стала ее покровительницей, а потом, поскольку есть прямая преемственность от Владимиро-Суздальского княжества, и Московского, и затем России, возникшей как единое Московское государство во времена Ивана III в конце XV века.
Когда Юрий Долгорукий, осуществив свою мечту, стал великим князем Киевским, он хотел держать при себе и своего второго любимого сына Андрея Боголюбского, потому что он был превосходным воеводой и храбрым воином. Но Андрею на юге не нравилось, и он, откликнувшись на зов суздальских бояр, решил бежать от отца в свою землю. Но его земля – Ростово-Суздальское княжество – не имела покровительства в лице какой-то святыни. В то время как в Киеве были уже знаменитые храмы – Киевская София, Златоверхий Михайловский собор, в Новгороде тоже была София, а здесь ничего не было. Поэтому, желая поднять престиж своего государства, Андрей Боголюбский решил привезти в подарок своей земле икону из Вышгорода – эту Константинопольскую Богоматерь.
По легенде, возок, в котором ехала икона, остановился, не доезжая до Суздаля, недалеко от города от Владимира, в чистом поле. И сколько коней не понукали, дальше они не двигались. И заночевавшему в чистом поле Андрею снится сон, в котором ему является Сама Богородица и говорит, что Она хочет, чтобы эта икона осталась в городе Владимире, только князь должен пообещать построить для нее дом, то есть собор. Вторым пожеланием Богородицы было, чтобы, поскольку Она полюбила это место, здесь стоял храм, для которого была бы написана икона, изображающая тот Ее облик, в котором Она явилась князю.
И, по летописной легенде, Андрей Боголюбский осуществляет оба эти поручения Богородицы. Он строит знаменитый собор Успения Богородицы (Успенский) во Владимире и приносит в него Константинопольскую икону, отсюда она и получает название Владимирской иконы Божьей Матери. А уже русский иконописец пишет образ Богородицы Боголюбской, как Она явилась в видении князя. И на месте ночной стоянки князя возникает княжеская резиденция – город Боголюбово. Там был построен собор, в котором и хранилась эта вторая икона.
Боголюбский собор до нас не дошел, но мы прекрасно знаем, как он выглядел, потому что у него был двойник – знаменитый собор, стоящий в чистом поле – храм Покрова на Нерли, поминальный памятник погибшему в болгарском походе сыну Андрея Боголюбского. И точно такое же храм был домом иконы Боголюбской.
Также предполагают, что из Новгорода или, может быть, из Владимиро-Суздальской земли в Москву попала икона «Спас Златые власы». Это икона XII – начала XIII века, очень оригинальная по форме своего исполнения, хотя не очень хорошо сохранилась оригинальная живопись этого периода. Но это икона, видимо, созданная тоже русским мастером, потому что в ней виден существенный отход от византийских особенностей. Во-первых, златые власа, сделанные сусальным золотом, а во-вторых, крест, который чаще всего помещают в нимбе вокруг главы Иисуса, и сам нимб олицетворяет это неземное свечение, исходящее от Иисуса, Богоматери или святых, здесь изображен без нимба, но украшен своеобразными золотыми круглыми медальонами – дробницами, через которые русский мастер пытался передать неземной Фаворский свет, исходящий от Иисуса.
Среди интересных икон Суздальской земли, хранящихся в настоящий момент в Москве, есть икона с тремя персонажами. Посередине находится Спас Эммануил – это особое изображение Христа в возрасте подростка. Вообще о жизни Христа в детстве известно очень мало, хотя существуют неканонические Евангелия, описывающие детство Христа. Но из канонических Евангелий мы знаем только один эпизод из Его детства: когда семья приехала в Иерусалим, и отрок Иисус потерялся, Его искали и нашли в храме Давида, где Он сидел в окружении старцев и знатоков Ветхого Завета и учительствовал. И на вопрос родителей: «Мы тебя искали, где же ты был?» – Иисус-подросток ответил: «Не надо было Меня искать. Ясно, где я был – в Доме Отца Своего, то есть в храме». Слово «Эммануил» переводится как «С нами Бог». А по обеим сторонам от Иисуса находятся два ангела, которые смотрят на него. Образ Спас Эммануил производит, конечно, очень сильное впечатление.
Еще очень знаменитая икона, о которой стоит обязательно рассказать – Ярославская Оранта. Это гигантская по размеру доска, на которой написана икона, выполненная, видимо, русским мастером-иконописцем, имя которого известно. Потому что мы знаем в свое время в Киево-Печерском монастыре, в недошедшем до нас Успенском соборе была школа, в которой византийские мастера учили русских иконописцев, и знаменитыми ее иконописцами были Алимпием и Григорий. Ряд исследователей связывает Ярославскую Оранту именно с рукой этого Алимпия. Дело в том, что тут как бы совмещены два типа, присущие византийским иконам: Оранта, то есть Богоматерь, молящаяся с поднятыми руками, и в то же время Богоматерь Знамение, потому что в круглом медальоне на груди Богоматери находится изображение Иисуса Христа.
Многие искусствоведы, в том числе знаменитый искусствовед Александр Иванович Анисимов, дав ей название Оранты, под которым она и вошла во многие учебники и книги, ошибся: надо классифицировать ее как икону Знамение. Но все дело в том, что здесь действительно не свойственное византийским образцам совмещение двух типов икон. И поскольку в самой ярославской школе живописи в общем-то нет аналогов тому, как написана эта икона, предполагают, что в Ярославль она попала уже в XVIII веке, когда сюда из Ростова была перенесена митрополичья кафедра. А до этого она находилась в ростовском храме Успения Богоматери, для которого и была написана Алимпием.
И последнее, о чем надо сказать – это еще одна знаменитая икона «Дмитрий Солунский», связанная с построением второго владимирского собора – Дмитровского. Построен он был при князе Всеволоде Большое Гнездо, носившем в крещении имя Дмитрий. Эту икону в Византии, городе Дмитрове – болгарской части христианского мира Всеволод Большое Гнездо, в крещении Дмитрий, заказал специально для этого собора. Некоторые историки даже предполагают, что отдельные личные черты Всеволода Большое Гнездо отражены в этой иконе его Небесного Покровителя. И очень необычна поза, в которой изображен Дмитрий Солунский из Дмитровского владимирского собора. Во-первых, он сидит на престоле, а обычно стоит. Во-вторых, он убирает меч в ножны. Поскольку меч был символом княжеского достоинства, то он словно благословляет им князь великого владимирского князя Всеволода Большое Гнездо. И этот образ тоже очень значим для владимиро-суздальской живописи.