Владимир Катасонов, доктор философских наук.

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Мы говорили, что сборник составлен лучшими интеллектуальными силами того времени, это философы Бердяев, Булгаков, Аскольдов, Семен Людвигович Франк, Новгородцев и другие. Часть из них была выслана большевиками в 1922 году за границу, некоторые из них погибли в России. Но их философские и по существу социологические сочинения их актуальны и интересны и по сегодняшний день – это золотой фонд русской интеллектуальной традиции.

Тем не менее, перечитывая книгу сегодня, в 2017 году, мы ясно видим, что есть и чего нет в этой книге. О том, что есть, мы немного сказали, хотя я бы посоветовал каждому человеку, интересующемуся русской историей и русской мыслью, прочитать эту книгу самому. Важно отметить то, чего в этой книге нет. В частности, мы сказали о тезисе, который подчеркивается многими авторами сборника, что русский народ в отличие от народов в Западной Европе как бы не имеет особой наклонности (даже не способности) к построению культуры –  среднего уровня жизни. Именно святость, религиозная жизнь или, так сказать, телесная – все это ему доступно, а вот культуру он не строит.

Особенно трудно воспринять это сегодня после опыта существования России под именем Советского Союза в XX веке, потому что здесь была создана огромная естественно-научная культура, в большей степени именно естественно-научная, потому что гуманитарная культура находилась все время под идеологическим прессом, но тем не менее и у нее есть свои великие достижения. Если говорить о философии, достаточно привести имя одного Алексея Федоровича Лосева. Созданная естественнонаучная культура была огромна, Советский Союз осуществил и выход человечества в космос, и создал оружие, позволившее сохранить независимость страны в тех сложных политических противостояниях XX века, которые по существу продолжаются по сегодняшний день. Так что с этой некультурностью хотелось бы разобраться, что это значит.

Острие этого упрека в особенности направлено на то, что русские не очень беспокоятся о своем политическом устройстве. Как я уже упоминал, Струве говорил, что это началось с того, что активный культурный слой русского дворянства был отодвинут от участия в политике. Конечно, исторически все это так. Но тем не менее упрек в неспособности русского народа к культурному строительству несправедлив даже чисто логически. Потому что прежде чем говорить о неспособности, о «не могу», нужно сказать о «хочу». А это «хочу» построения комфортной земной жизни было в той русской цивилизации, которая существовала до XVII века, действительно было акцентировано не так, как в цивилизации западно-европейской. И даже в XX веке при власти большевиков, в Советском Союзе это тоже не могло быть подчеркнуто. Во-первых, потому что сначала Советы решали вопросы мировой революции, потом внутрипартийной борьбы, о каком уж тут комфорте было говорить. Потом великая война и нашествием, с которым надо было что-то решать. Потом послевоенное строительство. Здесь трудно было говорить об организации для человека какого-то удобного земного существования.

Но в упреках этих авторов есть и определенная справедливость. Надо сказать, что власть имущие, в частности советский режим, всегда знали, что русский народ очень идеологичен, и ради цели, которую ставит перед ним государство, ради героизма в государственном строительстве, если это защита Родины, индустриализация страны, люди жертвовали очень многим. И здесь опять сказалось это самое «не хочу» русского  народа. Потому что стремление построить рай на земле, комфортную жизнь действительно не было свойственно русской цивилизации. Дело в том, что если западноевропейская цивилизация строит этот рай, и мы видим, что к 60-70-м годам XX века эта комфортная жизнь в определенной степени была построена, то русская цивилизация и до революции 17-го по существу жила идеей града Китежа. Религиозные устремления народа к вечной жизни позволяли снисходительно относиться к тем неудобствам, которые есть в этой жизни. Как я уже сказал, советская власть тоже по существу эксплуатировала этот недостаток внимания, небрежение русским, потом уже советским человеком к своему земному устройству. Это действительно есть одна из черт нашего народа.

Даже сегодня мы слышим упреки, которые были у некоторых авторов сборника, говорящих: как вообще быть с этим народом? Мы и сейчас иногда слышим такие восклицания, особенно из лагеря либеральной интеллигенции: что нам делать с этим народом? Да, это такой народ. Он почти тысячу лет жил верой в Царство Божие, в будущую жизнь, считал обретение пути к ним своей главной задачей в этой жизни. Да и в советское время тоже, когда эта цель, хотя и выступала под ложными идеалами светлого будущего, но  духовная основа ее по существу была та же самая. Опять мы можем повторить слова Бердяева о том, что русский народ в этом смысле очень апокалиптичен.

Чего еще нет в сборнике «Из глубины»? Поразительно, что там совершенно нет никакого сочувствия к царской семье. Сборник, как я уже говорил, был собран в середине 18-го года, может быть, отдельные авторы уже знали об убийстве царской семьи. Но даже если они не знали этого, то были прекрасно осведомлены об ее аресте и понимали, что при большевистском режиме их вряд ли могло ожидать что-то хорошее. Тем не менее никакого сочувствия к этой святой семье мы в этом сборнике не найдем. Более того его статьи полны критикой царского режима и всеми сопутствующими обстоятельствами, в частности участием Распутина во всей этой истории, по существу приведшей к Февралю. Сегодня это кажется странным, но это как лакмусовая бумажка на ту политическую и духовную ориентацию, которую имели авторы этого сборника. По существу у всех них кадетская ориентация. Многие из них вышли из социал-демократии, это и Струве, и Бердяев, и Булгаков, и многие другие. Лучший выход, который они здесь видели, – это демократическое, республиканское устройство верховной власти в России.

В частности Франк говорит в одном месте, как хорошо было, когда в Феврале к власти пришли умные люди, а за ними стояли люди еще более умные, которые должны были установить еще более справедливую жизнь и справедливую власть в России, и каким образом все так обернулось, что Гучкова вдруг заменил Ленин? Они видели грехи Февраля и Временного правительства, его неспособности к управлению, но до конца так и не осознали. В этом заключен некоторый парадокс, потому что почти все авторы говорят о религиозном смысле русской революции, о том, что фундаментом власти в России была вера в помазанность царя, поэтому она была не просто социально-политическим, а религиозно-политическим феноменом. Но увенчания в русской культуре всего религиозного мировоззрения монархической идеей, где верховный правитель не просто избран народом, а является помазанником Божьим, так и не была ими осознана. По существу, они оставались в рамках кадетского мировоззрения.

Конечно, во всех этих писаниях нет еще одной очень существенной стороны – роли того, что мы сегодня называем мировой закулисой. Роли влияния всех этих внешних сил, которые так сильно проявились в подготовке и реализации революции 17-го года. Сегодня мы, конечно, знаем об этом намного больше, и, вообще, авторов сборника особенно нельзя за это осуждать. Тем не менее нужно отметить тот факт, что русская революция 17-го года была не просто событием внутри России, а действительное некое мировое событие, открывшее совершенно новую эпоху существования человечества, и этого аспекта революции они, конечно, не видели.