Алексей Варламов, ректор Литературного института им. А. М. Горького
Все лекции цикла можно посмотреть здесь
В одном из писем, по-моему, Нащокину Пушкин писал: «Говорят, что несчастье – хорошая школа. Счастье есть лучший университет». Большая загадка, был ли счастлив Пушкин в детстве, когда формируется человек? Вообще, о детстве Пушкина, как мне представляется, мы знаем очень немного. Знаем отрывочно. Можем предполагать, можем судить. Знаем, что у него были не очень хорошие отношения с родителями и в детстве, и потом. Знаем, что у него не очень складывались отношения с братом и сестрой. С другой стороны, знаем, что дом Пушкина был один из самых литературных домов в Москве, туда приходили крупные поэты-современники. Знаем про дядю Пушкина Василия Львовича. Знаем, какое влияние оказала эта атмосфера на молодого поэта. Знаем о том воспитании, которое он получил в детстве: с одной, стороны французское, с другой стороны русское. Благодаря его бабушке, благодаря няне Арине Родионовне. Но отделить здесь мифологическое от реального, мне кажется, довольно сложно.
Пушкин детство очень хорошо понимал, ценил и любил. В пушкинском мире много детей, много сказок. Он явно чувствовал эту живость, обращенность, нацеленность на детский мир, детское восприятие. Он как будто понимал, что его начнут изучать в детстве, что через него русский человек будет проходить всю свою жизнь.
С отрочеством картина как будто бы более ясная. Мы хорошо знаем, что в 1811 году, благодаря тем связям, которые были у отца Александра Сергеевича, Пушкин поступает в Царскосельский лицей. Это, конечно, было безусловное счастье, удача, великое стечение обстоятельств в его жизни, что именно в ту пору, когда ему или его родителями предстояло выбирать учебное заведение, в России открылся этот удивительный лицей в Царском Селе, который был призван готовить элиту – управленцев Российской империи. А среди прочего приготовил и будущих декабристов, приготовил и будущего поэта.
Об этом Лицее очень много спорят. Некоторые говорят, что он соединял в себе лучшие достижения образования, это была лучшая модель образования, какая могла быть: школа и университет вместе взятые. Другие говорят, что на самом деле Лицей учил чрезвычайно поверхностно. Знаменитая пушкинская фраза из «Евгения Онегина» «Мы все учились понемногу // Чему-нибудь и как-нибудь» – это как раз про Лицей. Я склонен считать, что второе ближе к истине. Известно, что Пушкин не записывал лекций, он их запоминал. То, что нужно, запоминал, то, что не нужно, забывал. В Лицее был рейтинг, Пушкин был то ли третий, то ли четвертый с конца. Но там проявились, раскрылись и развились его удивительные поэтические наклонности. Там он начал писать.
Мы помним гениальное начало VIII главы «Евгения Онегина»: «В те дни, когда в садах Лицея // Я безмятежно расцветал…». Мы очень хорошо понимаем, что там, в Лицее сформировался важнейший для Пушкина культ лицейской дружбы, культ мужской дружбы, который он сохранил и пронес через всю свою жизнь. Это частная сфера человеческой жизни. Лишенный семейного счастья и, пожалуй, так глубоко не отразивший его в своем творчестве, Пушкин глубочайшим образом выразил идею человеческой дружбы, человеческой солидарности.
Все мы опять же с детства помним: «Друзья мои, прекрасен наш союз!» Этот союз родился в садах Лицея, где Пушкина учили замечательные профессора, где была замечательная библиотека, где развивались и душа, и дух, и тело великого поэта. И обстоятельства удивительным образом складывались так, чтобы этот заряженный энергией человек взлетел как можно выше и как можно дальше.
Важнейшее событие Лицея – это, конечно, встреча Пушкина с Державиным. Этот знаменитый экзамен, который произошел в январе 1815 года, уже более чем 200 лет тому назад, в каком-то смысле можно считать одним из важнейших дней в истории русской словесности – такой встречей старого и нового. Державин, как помните, «в гроб сходя, благословил». Державин встрепенулся, когда увидел, услышал молодого Пушкина. Впоследствии поэт написал в своих воспоминаниях о том, что он убежал из зала и его искали, но не нашли.
В Пушкине было что-то неуловимое, что-то летучее. В Пушкине была поразительная быстрота перемещения. Когда думаешь о Пушкине, то представляешь стремительное, летящее, очень легкое и в то же время очень насыщенное, наполненное начало – человеческое существо. И чувствуешь, как через него проходят эти токи времени, места, действия.
В школе, когда идет уже последовательное изучение поэта, мы начинаем с лицейских стихов, которые частично носили подражательный характер, но во многом были уже очень самостоятельны, то говорим, что для Пушкина была очень важна вольнолюбивая тема – тема свободы. Она отразилась в тех стихах, которые поэт создавал вскоре после окончания Лицея. Это такие хрестоматийные стихи, как: «К Чаадаеву», ода «Вольность», «Деревня», стихи, которые принято считать революционными. Принято считать, что радикал молодой Пушкин – певец декабризма, что он выражает устремления, как говорится, прогрессивной, передовой части русского дворянства. Но если мы внимательно перечитаем эти стихи, то увидим интересное противоречие между их невероятным эмоциональным накалом, действительно невероятной жаждой свободы, с одной стороны. С другой стороны, к чему призывает Пушкин в этих ранних политических стихах? Он призывает к тому, чтобы цари первые соблюдали закон. Это стихи не революционные по своему содержанию, это, если так можно выразиться, стихи конституционные. Это стихи об уважении к человеческой личности, человеческому достоинству. Это были те важнейшие уроки, которые Пушкин извлек из своей лицейской молодости. Уважение к человеческой личности – вот чего, как он чувствовал, больше всего не достает русской жизни. Вот тот идеал, который он на самом деле хотел привить России.
О Пушкине все время хочется говорить, перескакивая с одного на другое. Как мне видится, строки одного из последних стихов «Я памятник воздвиг себе нерукотворный»: «Что в мой жестокий век восславил я Свободу // И милость к падшим призывал» тоже уходят в эту лицейскую юность, в эту жажду свободы, которую он пронес сквозь все свое творчество, все свои годы, все свои искания. Другое дело, что этот идеал свободы в его жизни видоизменялся, и за этим очень важно следить, очень важно видеть.