Пушкин за час

Алексей Варламов, ректор Литературного института им. А. М. Горького

Все лекции цикла можно посмотреть здесь

В одном из писем, по-моему, Нащокину Пушкин писал: «Говорят, что несчастье – хорошая школа. Счастье есть лучший университет». Большая загадка, был ли счастлив Пушкин в детстве, когда формируется человек? Вообще, о детстве Пушкина, как мне представляется, мы знаем очень немного. Знаем отрывочно. Можем предполагать, можем судить. Знаем, что у него были не очень хорошие отношения с родителями и в детстве, и потом. Знаем, что у него не очень складывались отношения с братом и сестрой. С другой стороны, знаем, что дом Пушкина был один из самых литературных домов в Москве, туда приходили крупные поэты-современники. Знаем про дядю Пушкина Василия Львовича. Знаем, какое влияние оказала эта атмосфера на молодого поэта. Знаем о том воспитании, которое он получил в детстве: с одной, стороны французское, с другой стороны русское. Благодаря его бабушке, благодаря няне Арине Родионовне. Но отделить здесь мифологическое от реального, мне кажется, довольно сложно.

Пушкин детство очень хорошо понимал, ценил и любил. В пушкинском мире много детей, много сказок. Он явно чувствовал эту живость, обращенность, нацеленность на детский мир, детское восприятие. Он как будто понимал, что его начнут изучать в детстве, что через него русский человек будет проходить всю свою жизнь.

С отрочеством картина как будто бы более ясная. Мы хорошо знаем, что в 1811 году, благодаря тем связям, которые были у отца Александра Сергеевича, Пушкин поступает в Царскосельский лицей. Это, конечно, было безусловное счастье, удача, великое стечение обстоятельств в его жизни, что именно в ту пору, когда ему или его родителями предстояло выбирать учебное заведение, в России открылся этот удивительный лицей в Царском Селе, который был призван готовить элиту – управленцев Российской империи. А среди прочего приготовил и будущих декабристов, приготовил и будущего поэта.

Об этом Лицее очень много спорят. Некоторые говорят, что он соединял в себе лучшие достижения образования, это была лучшая модель образования, какая могла быть: школа и университет вместе взятые. Другие говорят, что на самом деле Лицей учил чрезвычайно поверхностно. Знаменитая пушкинская фраза из «Евгения Онегина» «Мы все учились понемногу // Чему-нибудь и как-нибудь» – это как раз про Лицей. Я склонен считать, что второе ближе к истине. Известно, что Пушкин не записывал лекций, он их запоминал. То, что нужно, запоминал, то, что не нужно, забывал. В Лицее был рейтинг, Пушкин был то ли третий, то ли четвертый с конца. Но там проявились, раскрылись и развились его удивительные поэтические наклонности. Там он начал писать.

Мы помним гениальное начало VIII главы «Евгения Онегина»: «В те дни, когда в садах Лицея // Я безмятежно расцветал…». Мы очень хорошо понимаем, что там, в Лицее сформировался важнейший для Пушкина культ лицейской дружбы, культ мужской дружбы, который он сохранил и пронес через всю свою жизнь. Это частная сфера человеческой жизни. Лишенный семейного счастья и, пожалуй, так глубоко не отразивший его в своем творчестве, Пушкин глубочайшим образом выразил идею человеческой дружбы, человеческой солидарности.

Все мы опять же с детства помним: «Друзья мои, прекрасен наш союз!» Этот союз родился в садах Лицея, где Пушкина учили замечательные профессора, где была замечательная библиотека, где развивались и душа, и дух, и тело великого поэта. И обстоятельства удивительным образом складывались так, чтобы этот заряженный энергией человек взлетел как можно выше и как можно дальше.

Важнейшее событие Лицея – это, конечно, встреча Пушкина с Державиным. Этот знаменитый экзамен, который произошел в январе 1815 года, уже более чем 200 лет тому назад, в каком-то смысле можно считать одним из важнейших дней в истории русской словесности – такой встречей старого и нового. Державин, как помните, «в гроб сходя, благословил». Державин встрепенулся, когда увидел, услышал молодого Пушкина. Впоследствии поэт написал в своих воспоминаниях о том, что он убежал из зала и его искали, но не нашли.

В Пушкине было что-то неуловимое, что-то летучее. В Пушкине была поразительная быстрота перемещения. Когда думаешь о Пушкине, то представляешь стремительное, летящее, очень легкое и в то же время очень насыщенное, наполненное начало – человеческое существо. И чувствуешь, как через него проходят эти токи времени, места, действия.

В школе, когда идет уже последовательное изучение поэта, мы начинаем с лицейских стихов, которые частично носили подражательный характер, но во многом были уже очень самостоятельны, то говорим, что для Пушкина была очень важна вольнолюбивая тема – тема свободы. Она отразилась в тех стихах, которые поэт создавал вскоре после окончания Лицея. Это такие хрестоматийные стихи, как: «К Чаадаеву», ода «Вольность», «Деревня», стихи, которые принято считать революционными. Принято считать, что радикал молодой Пушкин – певец декабризма, что он выражает устремления, как говорится, прогрессивной, передовой части русского дворянства. Но если мы внимательно перечитаем эти стихи, то увидим интересное противоречие между их невероятным эмоциональным накалом, действительно невероятной жаждой свободы, с одной стороны. С другой стороны, к чему призывает Пушкин в этих ранних политических стихах? Он призывает к тому, чтобы цари первые соблюдали закон. Это стихи не революционные по своему содержанию, это, если так можно выразиться, стихи конституционные. Это стихи об уважении к человеческой личности, человеческому достоинству. Это были те важнейшие уроки, которые Пушкин извлек из своей лицейской молодости. Уважение к человеческой личности – вот чего, как он чувствовал, больше всего не достает русской жизни. Вот тот идеал, который он на самом деле хотел привить России.

О Пушкине все время хочется говорить, перескакивая с одного на другое. Как мне видится, строки одного из последних стихов «Я памятник воздвиг себе нерукотворный»: «Что в мой жестокий век восславил я Свободу // И милость к падшим призывал» тоже уходят в эту лицейскую юность, в эту жажду свободы, которую он пронес сквозь все свое творчество, все свои годы, все свои искания. Другое дело, что этот идеал свободы в его жизни видоизменялся, и за этим очень важно следить, очень важно видеть.

Алексей Варламов, ректор Литературного института им. А. М. Горького

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Бурная деятельность поэта по окончании Лицея не прошла незамеченной, царь осерчал, хотел отправить Пушкина в ссылку, чуть ли даже не в Сибирь. Известно, что вмешался даже Жуковский, который очень ценил молодого поэта. Жуковский был воспитателем царских детей, и благодаря этому ссылка в Сибирь была заменена даже не ссылкой, а, говоря современным языком, командировкой в южные губернии Российской Империи.

Так начался знаменитый период южных скитаний Пушкина, или, как все-таки говорят, южной ссылки Пушкина. Период романтический, когда Пушкин пишет свои поэмы. Здесь тоже можно увидеть определенный замысел судьбы, то, что впоследствии русские поэты-символисты называли жизнетворчеством, когда жизнь поэта складывается как роман.

Пушкин много путешествует, меняются впечатления его жизни. Он, северный по воспитанию человек («Но вреден север для меня» – вспомним «Евгения Онегина»), оказывается в этой блистательной, пышной, роскошной южной природе. Видит Черное море, влюбляется, охладевает, влюбляется снова – все это отражается в его стихах, поэмах.

Пушкин мечтает о том, чтобы уехать за границу: ему тесно, душно в России, его оскорбляет и унижает положение человека, не до конца свободного. Он уверен, что человек рожден для воли, для свободы. Пушкин чрезвычайно увлечен романтическими идеями Запада, идеями Байрона, Наполеона. Он мечтает принять участие в греческом восстании, мечтает видеть Италию: Бренту, Венецию.

Все это молодой Пушкин, все это котел, в котором плавится невероятно талантливый человек. Да мелки слова «талантливый» и даже «гениальный» по отношению к Пушкину, но все, что он пишет, поражает современников. Его поэтическая звезда всходит рано, счастливо, его любят, ласкают, он пользуется невероятным успехом. Вспомним, как воспринималась современниками его поэма «Руслан и Людмила», как до сих пор мы в детстве читаем, а потом нашим детям про Лукоморье и про дуб зеленый. Это писал молодой человек, которому было чуть больше 20 лет. Это наш Пушкин, наша Родина, наше Отечество.

Важно понять, что Пушкин никогда не останавливался на достигнутом. Пушкина очень трудно зафиксировать, очень трудно сказать, схватить и запечатлеть какой-то конкретный момент его жизни, выхватив его из потока.

В 1824 году этот период южных скитаний и мечтаний заканчивается тем, что поэта отправляют на север, в его родное имение – Михайловское, и это была уже настоящая ссылка. Это было наказание, и хорошо известна причина, по которой оно последовало – то была фраза, которую Пушкин неосторожно написал в одном из своих писем, и где говорилось, что «он берет уроки чистого афеизма». Атеизм считался государственным преступлением. Пушкин не был атеистом, он интересовался атеизмом – это разные вещи. Он был, безусловно, человеком ищущим. Ему предстояло пройти свой очень сложный духовный путь. И атеизм был частью этого пути. Наверное, в том, что путь Пушкина был таким, а не каким-либо другим, тоже был замысел.

Но тот факт, что правительство посмело вмешиваться в его переписку. Тот факт, что правительство, Церковь, например, следило за тем, как часто люди ходят к Причастию, как часто они исповедуются. А если этого не происходило, то следовали увещевательные, а то и карательные меры, все это Пушкина как человека глубоко оскорбляло. Это казалось ему делом абсолютно недостойным. Это тоже было одной из причин, по которой он брал «уроки чистого атеизма», хотя, как сам признавался в том же письме, ничего утешительного в атеизме не находил.

Ссылка в Михайловское была, как мне представляется, еще более важной и еще более благотворной для судьбы поэта. Хотя он ей противился. В Михайловском, особенно поначалу, ему было очень тяжело. Он был выдернут, лишен привычного круга светских людей, к которым он относился по-разному, но это были близкие ему люди, в каком-то смысле родные: друзья, возлюбленные. Всего этого он был лишен и оказался в изоляции.

Изоляция была для него чрезвычайно благотворна потому, что это была изоляция в русской деревне. Это был тот мир, который очень многие из дворянских детей в России просто не знали. Они могли прожить целую жизнь в Москве или Петербурге и не понимать, как живет русская деревня. Пушкин неслучайно говорил, что Петербург – это наша гостиная, Москва – девичья, а деревня – наш кабинет. Деревня действительно стала кабинетом Пушкина, и блистательный молодой поэт стал по-настоящему Пушкиным – национальным гением именно там, в Михайловском.

Алексей Варламов, ректор Литературного института им. А. М. Горького

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

В Михайловском Пушкин очень много читал. Разумеется, он и раньше очень много читал, он был очень начитанный, очень образованный человек, но в Михайловском в каком-то смысле изменился качественный состав этих книг. В Михайловском Пушкин очень серьезно читает Библию. Он очень серьезно читает «Историю государства Российского», написанную Карамзиным. Читает Шекспира. И такой более глубокий взгляд на мироздание превращает блистательного поэта, виртуозно описывающего человеческие чувства, ощущения, движения человеческого сердца, превращает этого поэта чувства в поэта мысли. Только мысль не заменяет у Пушкина чувства, а добавляет, обогащается. Пушкин-чувственник становится Пушкиным-мыслителем, дополняя одно другим. Мне кажется, именно этот сплав рождает одно из самых великих произведений в судьбе Пушкина и судьбе русской литературы – трагедию «Борис Годунов».

Тот факт, что Пушкин решает обратиться к русской истории, живя в русской деревне, недалеко от русского монастыря, Святогорского, где через 13 лет он будет похоронен, – это тоже очень важный штрих к его судьбе. Его действительно интересует русская история, этот момент, связанный со злодейским преступлением, приведшим к власти Бориса Годунова, проблема совести – «Да, жалок тот, в ком совесть нечиста», проблема народного бунта, народного восстания, смуты, проблема некоторой нестабильности государственной жизни в России. Вспомним, что параллельно с этим в России идет подготовка к декабрьскому восстанию 1825 года. Пушкин как будто чувствует, что в России что-то не складывается, что-то не ладится, что-то надламывается, и ищет ответы на эти вечные русские вопросы в русской истории.

В этой трагедии очень важно и личное, частное: любовь, чувства, заметим, что Григорий Отрепьев показан не как изменник, не как предатель, а как пылкий молодой человек, для которого любовь важнее всего, любовь правит миром – это очень пушкинский взгляд на вещи. Но одновременно с этим образ народа, который сначала готов избрать любого государя, народа, готового лицемерить, и в конце – народа, который безмолвствует. Вот это движение истории, описанное в «Борисе Годунове» очень важно, потому что превращает Пушкина в историка.

Эта историческая тема в творчестве поэта чрезвычайно важна. Для Пушкина очень важно показать протяженность. Любую протяженность – в природе, поэтому он так часто описывает природу, смену года, ему важно подчеркнуть это движение времени в природе. Движение времени в истории. Движение времени в человеческой личности. Это, как мне представляется, становится центром даже не духовных исканий – потому что это выражение не про Пушкина – а просто его мироощущения, тех вопросов, которые он видел перед собой и ответов, которые он пытался на них дать.

Важно заметить, что этот период: и Южная ссылка, и Михайловское, и то, что последует за ними, одновременно период, когда Пушкин пишет и «Евгения Онегина». Эта удивительная разновекторность поэта, именно его способность переключаться с одного на другое, создает удивительную пушкинскую картину мира, которую, думаю, мы больше не встретим ни у одного из русских художников. Пушкин в этом смысле очень эклектичен, очень отзывчив, очень импрессионистичен. И я думаю, роль Михайловского велика в том, что оно не перекосило его мироощущения, но добавило в него очень важные и глубокие смыслы: народная жизнь, корневая жизнь, русская деревня во все времена года (как это важно, будет потом написано в «Евгении Онегине»). Образы дворянства столичного и провинциального, образы людей, которые живут в городе или деревне. Люди, которые занимаются крестьянским трудом, люди, которые занимаются городским трудом. Все это давала ему жизнь, все это как бы проходило через него и дальше выливалось через его стихи.

Плюс к этому внимательное слежение за тем, что происходит в России. Ему это очень важно, потому что действительно среди декабристов были его друзья. И там, в Михайловском, он узнает в свой черед о том, что в Петербурге произошло восстание. Известно предание, что Пушкин был суеверен, и это тот случай, когда суеверие пошло на благо нашей литературе. Известно, что Пушкин, которому не сиделось в Михайловском, который все-таки томился неким однообразием, некоторой скукой этой жизни, решил поехать в Петербург накануне восстания, но дорогу ему перебежал заяц. В Михайловском даже стоит памятник этому зайцу, который спас Пушкина: поэт развернул лошадь и вернулся домой.

Несколько месяцев спустя после поражения восстания декабристов Пушкина вызвал к себе в Москве новый царь Николай I и честно спросил поэта: «Что бы ты делал, если оказался в Петербурге в декабре?» Пушкин сказал: «Я вышел бы на площадь со своими друзьями». Царь уважительно отнесся к этой позиции.

Алексей Варламов, ректор Литературного института им. А. М. Горького

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

«Поэт и царь» – это одна из самых важных тем в творчества Александра Сергеевича Пушкина. Сам он позднее говорил о том, что пережил трех царей: Павла, Александра и Николая I. С каждым из них у него были в той или иной степени столкновения. С Павлом шутливые: нянька шапку с ребеночка не сняла. Александр отправил его в ссылку. Николай стал его личным цензором.

Царь Николай встретился с Пушкиным в Москве в самом начале сентября 1826 года, между ними состоялась беседа, после которой царь, по преданию, сказал, что сегодня он беседовал с умнейшим человеком в России. Он освободил Пушкина от всех обязательств находиться в Михайловском, дал ему полную свободу действий, стал его личным цензором – все это широко известные факты. Сказать, что они облегчили положение поэта, трудно. Но очевидно одно – Пушкин менялся.

Очевидно, что восстание декабристов произвело на Пушкина очень глубокое впечатление. Оно нисколько не изменило его отношение к друзьям его молодости, эмоционально он все равно им сочувствовал. Идеалы дружбы были для него дороже любых других идеалов. Но то, что мировоззренчески он явно расходился с идеями декабристов, то, что мировоззренчески он понимал, что это не тот путь, который нужен России, думаю, все это подтверждает его дальнейшее творчество.

Это творчество безмерно многообразно, и, конечно, охватить его невозможно. Мне бы хотелось говорить о том, что лично мне кажется очень важным, любопытным, интересным в пушкинском мире. Может быть, здесь мне даже больше хотелось бы говорить не о поэзии Пушкина, но о его прозе. Потому что проза Пушкина обладает не меньшим магическим воздействием, чем его поэзия. Проза Пушкина, эта, по чьему-то гениальному определению, «нагая проза» абсолютно неповторима: непонятно, как она сделана.

«Повести Белкина». Опять-таки истории, которые мы все читали с детства, читали в семье, читали в школе. Посмотрите, как удивительно они устроены. Пять повестей и предисловие, кстати, тоже очень интересное. Заметьте, что в «Повестях Белкина», а, впрочем, не только в них, но и в «Евгении Онегине», и в «Медном всаднике» – везде у Пушкина единственные дети в семье. В пушкинском мире нет многодетных семей. Это очень странная вещь. Мы говорим про «Евгения Онегина» «энциклопедия русской жизни». Но какая же это «энциклопедия русской жизни», если многодетные семьи там не показаны, а в России многодетные семьи были в большинстве?

В «Повестях Белкина» единственная дочка. «Метель» – единственная дочка, единственный сын. «Барышня-крестьянка» – единственная дочка, единственный сын. Где-то объясняется, почему так, где-то не объясняется. Для Пушкина по какой-то причине важно показывать единственность детей в этом мире. Может быть, это тоже имеет отношение к его детству. Может быть, в детстве, хотя у него были брат и сестра, он состоял с ними в переписке, но, возможно, некоторая ущербность его детского мира странным образом распространялась на мир художественного.

Что еще очень удивительно: в пушкинском мире поразительным образом перекликаются мотивы. Сравним два его произведения: «Барышню-крестьянку», которая всем известна, и не менее известную повесть «Капитанская дочка». Посмотрите, как и там, и там Пушкин использует один мотив переодевания героини в крестьянское платье. Героиня «Барышни-крестьянки» переодевается в крестьянское платье, для того чтобы познакомиться с барином из соседней деревни. С ее стороны это шалость, проказа. В «Капитанской дочке» Машу Миронову родители переодевают в крестьянское платье, для того чтобы спасти ее от банд Пугачева. Потому что дворянскую девушку ждала бы самая трагическая участь, попади она в руки этих бандитов, у крестьянской девушки был шанс на спасение. То есть крестьянское платье, которое действует и там, и там. Но в одном случае это примета едва ли не водевиля, рассказа легкого, имеющего своей целью придумать какую-то смешную историю. В «Капитанской дочке» все это оказывается очень трагично. Пушкин очень любил такие парафразы.

Или обратите внимание на то, как в самом конце «Барышни-крестьянки» Лиза читает письмо Алексея, где он предлагает руку и сердце, в белом утреннем платье. И Алексей врывается к ней, видит, как она читает это письмо, падает перед ней на колени, начинает целовать ей руки, она вскакивает – и между героями происходит решительное объяснение, точнее оно остается за скобками рассказа. Что нам это напоминает? VIII главу «Евгения Онегина», где точно так же Онегин написал письмо Татьяне, и Татьяна, неубранная, в домашнем платье, читает это письмо. Входит Онегин, безмолвно припадает к ее рукам, она руки не отнимает. И дальше Татьяна читает ему мораль, и герои расстаются. В одном случае соединяются, в другом случае расстаются, но Пушкин использует один и тот же сюжетный ход – это очень интересно, на мой взгляд.

Алексей Варламов, ректор Литературного института им. А. М. Горького

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Одно из самых глубоких, самых загадочных, самых великих произведений русской литературы, оказавшее невероятное влияние, как мне кажется, на русскую мысль наряду с трагедией «Борис Годунов», это пушкинская поэма «Медный всадник». Она, действительно, очень странная поэма.

Я помню, когда была эпоха перестройки – эти романтические годы расставания с советским прошлым, «Медный всадник» трактовали как поэму чуть ли не либеральную, как поэму антитоталитарную, антидеспотическую, поэму, обличавшую Петра I, самодержца, тирана, и защищала права «маленького человека». Очень симпатичная трактовка, но как тогда принять «Люблю тебя, Петра творенье», «Невы державное – от слова держава – теченье». Как понять этот гимн, который поэт слагает в честь Русского государства, Русской империи, как он гордится этой империей, гордится своей историей? Это не могло быть игрой, не могло быть фальшью: это не пушкинское. И одновременно с этим он действительно сочувствует «маленькому человеку».

Мне кажется, что Пушкин в этом произведении затронул вечный нерв русской истории, вечную ее проблему – столкновение личности и государства, у каждого из которых есть своя правда. Есть своя правда у Евгения, есть своя правда у государства. Примирить две эти правды невозможно. Эта та подлинная трагедия, в которой обе стороны достойны уважения и понимания.

Именно к этому произведению, кстати, обращалась русская мысль в 30-е годы XX века. В эти тяжкие сталинские времена о пушкинском «Медном всаднике» размышляли, с одной стороны, Михаил Пришвин в своих дневниках и романе «Осударева дорога», а, с другой стороны, Андрей Платонов в статье «Пушкин – наш товарищ».

И действительно, «Медный всадник» – это совершенно поразительная история о человеке, который был наказан. Почему с Евгением произошло то, чего сам Пушкин боялся больше всего в жизни. Вспомните пушкинские строки «Не дай мне бог сойти с ума. // Нет, легче посох и сума». Почему Пушкин награждает Евгения этим самым безумие, которым, кстати, – как он любил крутить эти мотивы в самых разных ситуациях – он награждает одного из самых несимпатичных персонажей своей прозы, а именно Германна из «Пиковой дамы». Евгений, который весь любовь, забота, жалость, сострадание, влечение к Параше, и Германн с его холодностью, расчетливостью, его немецкостью, а итог один – безумие. Почему так? Это какая-то пушкинская загадка, как мне представляется, очень важная.

Мне видится, что в несчастье Евгения есть некая толика его вины, если так можно выразиться. Вина эта заключается в том, что Евгений – отпрыск знатного рода, который забыл о своих предках, не интересуется своими предками. Он как бы сознательно отсек, лишил себя этой связи с русской историей. В некотором смысле он по собственной воле сделался этим маленьким, ничтожным человеком, и поэтому не выдержал того давления, которое оказала на него живая история, частью которой он стал, попав в это историческое петербургское наводнение. Он как бы лишил себя этой спасительной силы предков, которую, кстати, так хорошо чувствовал сам Пушкин и которую чувствовали другие его герои.

Пушкин – очень тонкий писатель. Мне кажется, для того чтобы разглядеть в нем какие-то вещи, надо перечитывать его произведения по многу раз. Тогда ты начнешь видеть, как в той же «Барышне-крестьянке» Лиза Муромская идет утром на свидание с тугиловским барином Алексеем Берестовым, и лает собачка, и выходит Алексей и не хочет, чтобы Лиза его узнала. А в самом конце «Капитанской дочки» Маша Миронова точно так же будет идти по Царскосельскому парку, и ей навстречу выйдет важная дама тоже с собачкой и тоже скажет ей: «Небось, собачка моя не кусается». И эта дама окажется императрицей, но не будет признаваться в этом. Эти тонкие моменты, тонкие переклички пушкинских сюжетов, быть может, позволяют нам увидеть в его мире очень многое и понять, в чем магия его стихов. То, чего я не мог понять с детства, потому что мама читала мне в детстве: «Здравствуй, князь ты мой прекрасный! // Что ты тих, как день ненастный?» Эти строки меня трогают до слез, но я не могу понять, почему, что в них особенного? Как он подбирал слова таким образом, что они так на нас воздействуют.

Вот что тут еще очень любопытно. Есть знаменитые слова, которые, по-моему, принадлежат Аполлону Григорьеву, о том что «Пушкин – это наше всё». Мне кажется, что в этой фразе очень важно выделить два слова «наше всё», «наше» – русское. Потому что Пушкина в других странах не понимают так, как понимаем его мы. Достоевского понимают, может быть, немного по-другому, но понимают. Гоголя, Толстого, Чехова понимают, а Пушкина – нет. Пушкин – это наше всё, он непереводим на другие языки. Не только по мелодике, не только по строю своих стихов. Он непереводим по духу. Для того чтобы понять Пушкина, им надо «уколоться» в раннем детстве. Если «уколешься» – услышишь, как мама, бабушка его тебе читают, значит тебе повезло. Если нет, но нет.

Алексей Варламов, ректор Литературного института им. А. М. Горького

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Существует гениальное эссе Марины Цветаевой, которое называется «Мой Пушкин». Цветаева очень любила Пушкина, написала очень интересную работу. Написала о своей приверженности, как мне это запомнилось, о своей симпатии к образу Пугачева, этому благородному разбойнику. И тут действительно возникает загадка: а почему Пушкин облагораживал Пугачева в повести, если очень хорошо понимал, каким на самом деле был Емельян Пугачев.

Ведь Пушкин проделал очень интересную работу. Он написал сначала историческое исследование «История пугачевского бунта», собрал факты, работал как историк, а потом он написал роман, причем выдав его за произведение, написанное другим лицом, и представив себя в роли публикатора. И там, в этих семейных записках Петруши Гринева, Пугачев, конечно, изображен совершенно иначе. Пушкин делает этот сдвиг. Почему это произошло? Это очень интересный вопрос.

И не менее интересный вопрос, когда мы говорим о «Капитанской дочке», – эпиграф, предшествующий этой повести, который все мы, конечно, помним: «Береги честь смолоду». Надо сказать, что эпиграф этот обычно применяют по отношению к главному герою Петруше Гриневу. И тут более или менее понятно, как должен Петруша беречь свою честь: честно служить в гвардии, слушаться начальников, не изменять присяге, не целовать злодею ручку, отдавать карточный долг, быть храбрым, мужественным. И герой выполняет все эти заветы честного долга.

Но ведь фраза «Береги честь смолоду» имеет отношение и к Маше Мироновой. И здесь ситуация сохранения чести оказывается гораздо более сложной, потому что она зависит не от Маши, а от тех обстоятельств, которые складываются вокруг нее. Собственно, «Капитанская дочка» – это история во многом о том, как и Петруша Гринев, и Маша Миронова сохранили свою честь, он свою, она свою, чтобы потом счастливо соединиться. Пушкин показывает весь трагизм положения этой девушки, которая переодевается в крестьянское платье. Но едва ли это может быть надежной гарантией от посягательств на нее либо со стороны пугачевских насильников, либо со стороны Швабрина, который ей угрожает, шантажирует и хочет на ней насильно жениться. Либо, наконец, со стороны Зурова. Если мы вспомним содержание этой повести, когда гриневский приятель схватывает Гринева и его спутницу, считая их изменниками, то эти «доблестные» офицеры русской армии требуют капитанскую дочку к себе. И понятно, что бы они с ней сделали, если бы не оказалось, что Гринев – знакомый Зорина, если бы не был тот вовремя отданный долг, как в свое время отданный тулупчик спас главного героя.

В пушкинском мире присутствует поразительное сцепление обстоятельств, там все под присмотром, все для чего-то нужно. Это поразительно тонкая работа, где одно действие цепляется за другое действие, но когда мы это читаем, то, как правило, не замечаем, и это хорошо, что не замечаем. Пушкинский текст так устроен, что мы можем просто по нему скользить и получать невероятное удовольствие от этого прикладывания слова к слову, слова к слову. Но если на секунду остановиться и попытаться понять эту механику, насколько только можно ее понять, так как это сложно, мы увидим эти мотивные поступки героев, эту связь.

Опять же возвращаясь к понятию чести. Да, безусловно, Гринев – человек чести. Человеком чести является капитан Миронов. Человеком без чести становится Швабрин. И здесь у Пушкина, который, как правило, не стремился к тому, чтобы упрощать своих героев, очень жесткий закон – человек, способный оклеветать девушку, причем в первой части романа, способен изменить присяге. Пушкин в каком-то смысле идет на упрощение человеческого характера, потому что ему очень важно показать, подчеркнуть, выявить благородство и низость, противопоставить высоту и подлость разных людей. Это не Достоевский, где одно и другое может соединяться в душе одного человека. Пушкин как бы разводит эти качества и рисует идеальную картину мира.

На мой взгляд, «Капитанская дочка», безусловно, самое христианское произведение русской литературы, потому что в нем чувствуется провидение. В нем очень хорошо чувствуется Божий Промысл. Очень хорошо чувствуется, что люди, которые ведут себя в соответствии с Божьими заповедями, получают награду, потому что Промысл не бросает тех, кто к нему обращается. Этот Промысл приходит к ним на помощь.

«Капитанская дочка» – это в каком-то смысле повесть о взаимодействии земли и Неба. И хотя Небо явственно здесь никак не представлено, и все христианские добродетели героев укладываются в одну единственную добродетель – послушание. Но этой добродетели оказывается достаточно, для того чтобы повесть окончилась так счастливо, как оканчиваются немногие произведения в русской литературе, хотя и там присутствует вечная спасительная пушкинская ирония.

Алексей Варламов, ректор Литературного института им. А. М. Горького

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Молодой Пушкин искал политической свободы. Молодой Пушкин требовал внешней свободы. Пушкин зрелый хорошо понимал, что внешняя свобода ничего не меняет. Идеал свободы переносится вовнутрь, в душу человека. Это очень важное движение его мысли. Молодой Пушкин был бунтарь, в чем-то даже нигилист, в чем-то мятежник, революционер, восстававший против государства, власти. Поздний Пушкин в каком-то смысле примиряется с ними. Он понимает глубину и суть русской истории.

Пушкин пишет знаменитое письмо Чаадаеву, строки, которые, на мой взгляд, в каком-то смысле могут быть выражением той самой национальной идеи, которую сколько-то лет тому назад мы пытались сформулировать: «Клянусь честью, ни за что на свете я не хотел бы иметь иную историю, чем ту, которую дал нам Бог». Это нежелание переменить историю и Отечество кажется мне очень важной пушкинской и вечной русской мыслью, которая должна вдохновлять нас, живущих двести лет спустя после Пушкина, и призывающая нас принимать ту историю, которая у нас была.

Пушкин действительно работал на будущее, думая об этом или не думая, мы сказать не можем. Может быть, и не думая. В конце концов, стихотворение «Я памятник воздвиг себе нерукотворный» говорит именно об этом. Думаю, он понимал свое значение. Но он жил в том мире, в котором жил, жил в своих конкретных обстоятельствах, он жил в своем доме, своей семье. Пожалуй, дом, семья, частная жизнь были ему не менее важны, чем судьба России, судьба Отечества и его грядущее. Он защищал свой дом, он очень любил его, это было самое важное в его жизни, его судьбе. Но, к сожалению, обстоятельства складывались так, что этот дом находился в сейсмической зоне, что у этого дома было много врагов, и реальных, и метафизических.

И дуэль Пушкина, его смерть – это не просто частная история, не просто следствие какой-то интриги, какого-то конфликта, у которого были свои подводные течения. Все это было, все это много раз исследовано. Но совершенно правы те исследователи, которые говорят о том, что в конце жизни Пушкин защищал свой дом. Пушкин защищал свое право на неприкосновенность. Он недаром возмущался, когда, уже будучи женатым, он писал письма жене, и их просматривала полиция. Он возмущался этим, считал, что никто не имеет права вмешиваться в переписку между мужем и женой.

Грубое вмешательство в его отношения с женой, грубое вмешательство в его частную, личную жизнь было самое верное оружие, с помощью которого Пушкина можно было уничтожить. Именно так он погиб, защищая свой дом.

О смерти Пушкина написано очень много. Много воспоминаний, много в этом горького, безутешного, начиная с лермонтовского стихотворения «Смерть поэта», заканчивая, может быть, пьесой Михаила Булгакова «Александр Пушкин». К этой истории трудно что-нибудь прибавить. Но каждый раз, когда или приходишь на Мойку, 12, где умирал Пушкин, проходишь по этим комнатам и слушаешь пронзительную экскурсию, которая читается в этом доме, или оказываешься в Михайловском, видишь могилу Пушкина, ходишь по лесам и холмам, где ходил он, ты действительно реально чувствуешь присутствие Пушкина в мире. Чувствуешь его бессмертие. Об этом очень хорошо написал Довлатов в «Заповеднике». Он как бы снял лишний пафос обожествления Пушкина, который вряд ли бы понравился самому поэту: он был человек ироничный и самоироничный. Но то, что самый жизнелюбивый русский поэт, самый солнечный, самый веселый русский поэт – вспомним Блока: «веселое имя Пушкина» – присутствует с нами, точнее всего в мрачном 37-м году.

Когда очень сгустились русские тучи, когда лилась кровь, было столько беззакония, когда было столько отчаяния в жизни людей, в это самое время Андрей Платонов написал статью с гениальным названием «Пушкин – наш товарищ». Статью, на первый взгляд, отвечающую политической конъюнктуре времени – «наш товарищ». А с другой стороны, как это глубоко – понимать, что на всех этапах русской жизни Пушкин остается нашим товарищем. В платоновской статье были еще такие слова: «Пушкин нас, рядовой народ, не оставил». Я думаю, как бы нам не приходилось трудно в нашей жизни, это понимание того, что с нами Пушкин, что он нас не оставляет, если мы в детстве «укололись» его стихами, если дали в детстве эти стихи своим детям, значит с нами все будет хорошо.