Иерей Стефан Домусчи, кандидат философских наук
Все лекции цикла можно посмотреть здесь.
Если обратиться к представлениям о совести в Ветхом Завете, мы сразу увидим – особенно сегодня, когда это позволяет сделать компьютерный поиск – что никакого слова «совесть» в нем нет. Казалось бы, такая нравственно-напряженная ситуация, из которой происходит такое количество заповедей, тем не менее слова «совесть» нет. На это довольно обращали внимание ученые, но дело в том, что в самом еврейском языке нет слова «совесть», и разные ученые делают разные предположения, почему это так. Кто-то говорит, что это просто особенность языка и можно найти эквивалент. Кто-то говорит, что слово «совесть» не появилось в Ветхом Завете потому, что в жизни ветхозаветного человека не было самого феномена совести, потому что ветхозаветный человек жил перед лицом Бога. То есть существовал некий закон, были даны заповеди, они были перед человеком, который чувствовал свою ответственность не перед голосом совести, а собственно перед Богом, перед Которым он грешил или, наоборот, был праведником и перед Которым держал ответ. Речь о том, что в Ветхом Завете между человеком и Богом не было никакого нравственного посредника. Бог непосредственно обращался и испытывал сердце каждого человека.
В то же время, если мы посмотрим на тексты, то увидим, что, с одной стороны, есть косвенные признаки того, что сегодня мы бы назвали явлением совести: есть некие мучения и, наоборот, некое одобрение внутреннего голоса, обращенного к человеку. Есть даже термины, которые мы можем посчитать не то чтобы родственными совести, но выражающими ту же идею.
Если обратиться к косвенным примерам, то можно увидеть явления, похожие на действия совести, в самом начале, в третьей книге Бытия. Когда Адам и Ева, согрешив, бегут от Бога, мы можем видеть, что они мучаются некоторым внутренним осознанием своей вины. Святые отцы, которые впоследствии комментировали эти тексты, прямо говорили, что Адам бежит от Бога, будучи гоним собственной совестью. Тем более это можно сказать о Каине, который уводит Авеля в далекое место, где не было людей, чтобы там его убить. И, например, святитель Иоанн Златоуст говорит: куда ты, Каин, уводишь своего брата, кто сказал тебе, что убивать – это плохо? Это тебе сказала, конечно, твоя собственная совесть. Некоторые авторы полагали, что известная Каинова печать – это и есть печать мучений совести.
Еще одним интересным примером действия совести, может быть, например история праведного Елеазара из шестой книги Второй книги Маккавеев. Елеазар не только отказывается есть идоложертвенное, но даже делать вид, что он есть идоложертвенное, потому что переживает за нравственное состояние тех немощных братьев, которые его видят. Это очень похоже на те представления о совести немощных у коринфян, которых потом будет призывать апостол Павел, говоря, что если брат, у которого немощная совесть, то есть немощные представления о добре и зле, будет смотреть на тебя, ты должен вести себя правильно, для того чтобы он, глядя на тебя, не согрешил: не подумал, что так действительно можно поступать.
Однако гораздо больше примеров совести, связанных все-таки с определенным словом, понятием, которые можно было бы ассоциировать по функциям, по внутреннему содержанию с понятием совести, – это слово «сердце», по-еврейски «леф». Сердце, которое являлось вместилищем разума, вместилищем эмоций. Мы не можем сказать, что оно являлось только совестью, здесь была и воля, и чувство, и все: и доброе, и злое исходило из сердца. Человек судился Богом, Который испытывал его сердце. То есть сердце было центром духовной и нравственной жизни человека.
В то же время мы можем увидить некоторые упоминания сердца в том ключе, в котором сегодня мы упоминаем совесть. Например, говоря о чистом и нечистом сердце. Можно вспомнить молитву Соломона, который говорит: «Даруй же рабу Твоему сердце разумное, чтобы судить народ Твой и различать, что добро, а что зло». Различать добро и зло с помощью сердца – сегодня мы, конечно же, сказали бы, что различаем добро и зло с помощью совести.
В Ветхом Завете есть очень важная идея о том, что сердце человека несамодостаточно, что оно должно быть наполнено знанием добра и зла. Мы увидели это в молитве Соломона, но также можем видеть и во многих пророческих книгах. Когда Бог призывает человека наполнить сердце Его законом, Его заповедями, Он прямо говорит: «И да будут слова эти (то есть слова закона прим. прот. Стефана Домусчи) – Которые я заповедаю тебе сегодня в сердце твоем». Или в другом месте: «Закон Бога его в сердце у него, не поколеблются стопы его».
Если мы сравним это с месопотамскими или египетскими представлениями, то увидим, что никакого обожествления сердца самого по себе, никаких представлений о том, что сердце безошибочно, что ему надо всегда подчиняться, в библейской картине мира нет, а есть представление о том, что Бог дает тебе закон, говорит тебе, как ты должен поступить, и ты должен этот закон укоренить в своем сердце. Потому что твое сердце должно отозваться на Божественный призыв и праведность или грешность должны уже стать твоими собственными, чтобы ты никого не мог обвинить.
Интересно, что есть такие косвенные упоминания о совести, когда Давид совершает некий поступок, который не был записан в законе, и формально его нельзя было обвинить в нарушении, писатель говорит: «больно стало сердцу Давида». Как только Давид понимает, что он сделал что-то плохое, его сердце болит, он получает укол в сердце, как мы сказали бы сегодня, он угрызается совестью.
Кроме того, сам Соломон, обращаясь к Семею, говорит: «Знаешь ты и знает сердце твое все зло, которое ты сделал отцу моему Давиду». Совершенно очевидно, что если человек знает то зло, которое он сделал в своем сердце, то это как раз имеется в виду эквивалент совести, потому что в совести мы знаем то добро и зло, которое совершаем.
Интересно, что в Книге Иова Иов говорит: «не укорит меня сердце мое». Когда он доказывает свою праведность, то говорит, что сердце его не укоряет, – это как раз явный эквивалент совести. Мы даже можем увидеть, правда, прикровенно призыв Ветхого Завета к тому, что исследовать свое серце, испытывать его, проверять на праведность или греховность. Святитель Иоанн Златоуст, комментируя выражение псалмопевца «Гневаясь, не согрешайте, о чем говорите в сердцах своих, сокрушайте на ложах ваших», считал это напутствием псалмопевца, лежа вечером в постели, думать о том, что ты сделал доброго и злого. Псалмопевец говорит: ты сокрушаешься в сердце, думай и рассуждай об этом в своем сердце, но сегодня мы, конечно, думаем и рассуждаем об этом в своей совести.