Ирина Языкова, кандидат культурологии
Все лекции цикла можно посмотреть здесь.
Европа пережила очень трудный момент в XVI – XVII веках – Реформацию, рождение совершенно нового религиозного мира на севере Европы. Средневековый христианский мир делился на запад и восток, разница между латинским и греческим миром, в конце концов, обозначена сначала культурно, потом привела к разделу на католическую и православную Церковь, когда в основе были не только культурные, но и религиозные распри. В XVI веке появляется новый мир – протестантизм, Реформация.
Как Реформация относилась к искусству? Известно, что в Реформации были очень сильны иконоборческие течения. Вообще, Запад не получил прививку иконоборчества, как Византия, поэтому у него не было ответа, подобного тому, что в Византии Православная Церковь сформулировала на Седьмом Вселенском Соборе. Поэтому искушение иконоборчеством снова пришло в XVI веке.
Новая религия, заявившая «Sola Scriptura» («только писание»), кажется, не нуждалась в изобразительном элементе. Лютер говорил, что живопись может, конечно, помогать, но, как говорили в Средневековье, «искусство – Библия для неграмотных». Лучше читать Писание, потому что у нас есть мощное средство. Иоганн Гутенберг дал нам печатный станок, и теперь каждый может получить Библию. Действительно, «Sola Scriptura» («только писание»), и протестанты изгоняют из своих храмов картины, скульптуры, икон к этому времени уже практически не было, особенно на севере, и оставляют в лучшем случае крест, иногда одну алтарную картину.
Но ведь искусство никуда не девается. Искусство уходит в быт. Но поскольку быт мыслится религиозно, а бытовая культура протестантов, может быть, даже больше, чем у итальянцев эпохи Возрождения, наполнена именно размышлениями о вере, чтением Библии, которая буквально на бытовом уровне становится книгой в каждом доме, то искусство тоже выражает веру. И это мы особенно видим в том, что искусство, выгнанное из храмов, начинает заполнять дома, ратуши, общественные здания, суды, гильдии и так далее.
И появляется портрет. Он появляется чуть-чуть раньше, но интересно, что и религиозная жизнь тоже продолжает существовать. Может быть, самым ярким проявлением этой новой культуры является Рембрандт. Его можно было бы назвать иконописцем протестантства, потому что его картины содержат очень многое от иконы. Не в форме и даже не в содержании, потому что оно, как мы видели, есть и в религиозной картине, а в том, как Рембрандт понимает предстояние человека перед Богом. Во-первых, это художник, посвятивший себя религиозной живописи, не имея заказов. В первой половине своей жизни он был успешен, и у него были заказы, в основном портреты и т.д. А когда, отверженный всеми, Рембрандт сидел в своем доме, не имея заказов, продавая буквально все, он писал и писал библейские сюжеты. Это чтение Библии, которое вошло в каждый дом, в нем, как великом художнике, преломилось в том, что он создавал свои произведения, глубоко размышляя над Библией.
Знаменитый «Блудный сын» Рембрандта, одно из последних его произведений, может быть, самое величайшее произведение мировой живописи на эту тему. Когда мы видим блудного сына, стоящего на коленях перед отцом, на первом плане видим его босые ноги, грязные пятки, чего, конечно, раньше ни в одной иконе, ни в одной картине никто вообще не мог позволить. Но мы видим глубину переживаний притчи о блудном сыне, и сам художник явно мыслит себя этим блудном сыне.
У Рембрандта есть и другие произведения. Картина «Апостол Павел в темнице», в нескольких вариантах которой угадываются автопортретные черты художника. У него есть свои портреты, которые, тоже написаны с религиозным пафосом, есть удивительные библейские сюжеты в графике и живописи. Например, «Книга Товита», и этот образ слепого человека, идущего буквально по зову Божьему, нащупывающему что-то невидимое впереди себя, конечно, удивительный образ. У него есть «Притчи» или «Библейская книга Эсфирь». И самое главное, почему я назвала Рембрандта иконописцем, он удивительно работает со светом.
Вообще, в это время появляется так называемая темная живопись, когда художник работает с контрастами света и тени. Но особенно у Рембрандта видно, что это свет, идущий изнутри – то, что присуще иконе. Это свет, который выхватывает в портрете лицо и руки, или какие-то отдельные элементы, отдельные символы. Но это всегда свет говорящий, свет Божественный, это свет, который определяет смысл это картины. Свет, который показывает нам больше, чем видимый образ. И именно это и дает нам возможность говорить о том, что, отказавшись от иконы, отказавшись от картины, протестантизм не мог совсем отказаться от живописи, потому что визуальный образ очень важен для человека. Не только образ мысленный. Не только образ услышанный. Но визуальный образ.
Может быть, Рембрандт, как никто другой, показывает переживание внутреннего человека перед Богом, внутреннего человека, который страдает, как Иов. А Рембрандта и называли таким страдающим Иовом, который потерял все: и первую жену, и вторую, и своего любимого сына Титуса и его жену, свою невестку. В конце концов обеднел и с торгов продавал все имущество, но продолжал и продолжал писать картину. Он продолжал свою молитву в живописи, продолжал размышлять над тем смыслом жизни, над драмой своей жизни перед Богом.
У Рембрандта, конечно, не было подражателей, хотя были ученики. Можно сказать, что Рембрандт был особым человеком внутри западной религиозной культуры. Может быть, никто, кроме него, не копнул так далеко. Потому что больше сосредотачивались на форме, стиле. Собственно говоря, для нашей темы Рембрандт важен именно потому, что такой сцепки религии и культуры в Новое время, пожалуй, никто уже не достигал. Для Рембрандта было очень важно показать глубину веры, переживания, глубину молитвы.
Знаменитые «Старики» не просто сидят и позируют ему, они явно молятся. Не случаен интерес Рембрандта к Ветхому Завету. Не случаен его интерес к персонажам именно трагическим. Не случаен интерес к теме блудного сына. К тем драмам и трагедиям, в которых, может быть, и выявляется это предельное человеческое, к чему, собственно, и стремился Запад. Открыв человека, кто-то ушел в человекобожию, поклонение человеку, а кто-то, как Рембрандт, испытал глубину человека. Эта глубина человеческого в западной культуре более всего выражена, наверное, именно в Рембрандте.