Алексей Варламов, ректор Литературного института им. А. М. Горького

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Хорошо известно, что «Белая гвардия» была опубликована в Советском Союзе только частично. В журнале «Россия» были опубликованы только две трети этого романа. Потом журнал был закрыт, поэтому третья окончательная часть так и не увидела свет. Для Булгакова это было страшным ударом, он действительно вложил всю душу в этот роман. Он ждал отклика, ждал, что этот роман переменит его судьбу, позволит освободиться ему от этой нелюбимой, непосильной, постылой для него журналистской доли. Он ждал, что этот роман превратит его в настоящего писателя. И он имел полное право этого ожидать, потому что роман был действительно великолепным.

То ли потому, что роман этот был чужероден советской литературе. То ли потому – и это правильное объяснение – что поскольку роман не был опубликован до конца, и критика, в общем-то, прошла мимо него. И этот роман не сыграл заметной роли в судьбе Михаила Афанасьевича.

Но невероятное и редкое везение в жизни Булгакова заключалось в том, что этот роман, случайно или нет, прочел один из режиссёров Московского художественного театра, которому «Белая гвардия» очень сильно понравилась, и он предложил Михаилу Афанасьевичу написать пьесу, каковую Московский художественный театр хотел поставить. И это было просто попадание в яблочко, потому что Булгаков, хотя и романист, но по природе своего человеческого таланта, по природе своего художнического дара больше человек театра, чем человек литературы. Даже трудно иногда разделить Булгакова-драматурга и Булгакова-прозаика.

«Белая гвардия», конечно, несла в себе зачатки пьесы. Потому это предложение было Булгакову очень близко, очень понятно и органично. Он с невероятной охотой откликнулся на это предложение и действительно сделал пьесу, которую предложил Московскому художественному театру. И после очень долгих потрясений, конфликтов, очень долгих споров и даже ультиматумов со стороны Булгакова эта пьеса была принята к постановке, но никаких шансов того, чтобы она увидела свет, на самом деле не было. Потому что пьеса еще более кричаще отличалась от того, что шло тогда на сценах советских молодых театров, печаталось в литературных журналах. Потому что изображать людей, симпатизирующих белому движению, изображать врагов революции, представителей старого мира настолько обаятельными, настолько человечными, добрыми, полными любви, тепла, нежности, было в Советском Союзе дело немыслимое. Белогвардейцев изображали уродами, хамами и мерзавцами. А тут на сцену должны были выйти симпатичные люди, в компании которых, наверное, хотелось бы оказаться каждому зрителю, если он только не был твердолобым красноармейцем. По крайней мере, когда я читаю роман или смотрю пьесу на сцене, мне все время хочется оказаться в этом мире, настолько он удивительный, домашний, трогательный. Ты понимаешь, насколько важно для Булгакова в эпоху смуты сохранить дом, сохранить вечные человеческие ценности, которые не должны растеряться ни из-за каких потрясений.

Эта пьеса не должна была пройти советскую цензуру, это было бы чудо. Но чудо свершилось – она ее прошла. Прошла, потому что актеры играли эту пьесу с таким воодушевлением, что советская цензура просто сдалась, не выдержала этого театрального напора, цензоры были покорены как зрители – и пьеса пошла. Когда пьеса увидела свет, Булгакову уже было 35 лет – возраст Данте: «земную жизнь пройдя до середины», и жить ему оставалось всего 15 лет. И этот человек, который до этого момента, в общем-то, был никому не известен: то ли журналист, то ли фельетонист, то ли не пойми кто, становится моментально известным всей стране. Хотя спектакль шел в одном единственном театре – Московском Художественном – тем не менее он шел с аншлагом через день в течение нескольких лет. Публика ломилась на этот спектакль.

Булгаков потом подсчитал, что на его пьесу было 298 отрицательных рецензий и только три нейтральных. Эту пьесу долбала как могла молодая советская критика, которая не понимала, что происходит: в какой стране и в какое время живем – «какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?», как позднее сказал Пастернак. Но пьеса шла, потому что она побеждала, она заражала и приносила театру очень большой доход, что было очень важным соображением, с помощью которого Московский художественный театр мог позволить себе преодолеть все цензурные рогатки.

Успех влек за собой успех. Вслед за пьесой «Дни Турбиных» Театр Вахтангова поставил пьесу «Зойкина квартира», написанную в другом ключе – фантасмагорическую, сатирическую, но очень нежную, очень лирическую превосходную булгаковскую пьесу. Камерный театр стал репетировать, а потом поставил пьесу «Багровый остров» – острую социальную сатиру. И Булгаков превратился в успешного драматурга.

Мы привыкли воспринимать Михаила Афанасьевича как исключительно гонимого, преследуемого художника, привыкли ставить знак равенства между Булгаковым и героем его последнего романа «Мастер и Маргарита» – Мастером. Но это не совсем так. И даже совсем не так. Булгаков в Мастере явно писал альтернативу себе, альтер эго. На самом деле, Булгаков знал период славы, он знал период успеха, период счастья. Он был отравлен этим театральным успехом. Позднее на вопрос одного из своих друзей: «Зачем Вы пришли в театр?» Он сказал: «Я пришел ради славы и ради денег». И он добился того и другого, и ничего дурного в этом нет, и можно быть только благодарным истории нашей литературы, что это чудо в ней случилось.