Ирина Языкова, кандидат культурологии
Все лекции цикла можно посмотреть здесь.
Древняя Русь – наследница Византии, и в то же время это очень самобытное искусство, в котором по-своему преломилась христианская вера.
Начнем с известной легенды, которая есть в «Повести временных лет» о том, как Владимир выбирал веру. Ведь неслучайно он выбрал самую красивую, самую художественную, можно сказать, веру. Напомню, что князь Владимир искал веру для своего народа и посылал в разные страны, к разным народам своих гонцов, чтобы они узнали, как верят иудеи, как верят мусульмане, как верят на Западе и как на христианском Востоке.
И только послы, прибывшие из Константинополя, Царьграда, как тогда говорили, убедили князя Владимира. Чем они его убедили? Они вошли в храм Святой Софии, где присутствовали на великолепном богослужении и передали свои впечатления в таких словах: «Мы не знаем, на небе ли мы были или на земле, но точно там Бог пребывает с человеками». Что они увидели? Знали ли они греческий язык? Вряд ли. Может быть, на бытовом уровне, чтобы найти дорогу и купить что-нибудь на базаре. Знали ли они литургию? Точно не знали. Они ничего не поняли из богослужения, но увидели эту красоту. Так или иначе было в истории, мы не знаем, но то, что сам древнерусский человек осознал это именно так – очень важно. Потому что святые отцы говорили, что красота – это одно из имен Божьих. Именно с высокой планки этой красоты начинается древнерусское искусство.
Домонгольский период, основные памятники которого принадлежат к XI – началу XIII века, то есть два с небольшим века дают нам потрясающее искусство. Вера, в общем-то, на самом деле диких племен, ведь славян называли варварами. За век до этого времени, когда Кирилл и Мефодий делали славянскую азбуку, были даже противники этого, которые говорили, что на варварском славянском языке нельзя говорить о великих Божьих откровениях. Тем не менее они это сделали, что подготовило почву для принятия христианства Руси. Эти почти варвары, люди, с культурой, не отличающейся высотой в дохристианские времена, вдруг взяли такую высокую планку искусства.
Что я имею в виду. Киевская Святая София подражает Софии Константинопольской, но она не копирует ее. Ее мозаики явно делали греки, но при этом присутствовали русские, и фрески, наверное, и русские, и греческие мастера писали вместе. Древние иконы – новгородские, псковские – это совершенно другой вариант. Это диалект того же самого языка иконографии, который сформировала Византия, но это совершенно свой диалект, потому что мы сразу отличаем иконы русские от греческих. Да, некоторые из них написаны гораздо проще, но дело не в этом. Дело в том, что сразу был выработан абсолютно свой подход. Более того, в каждом княжестве был свой подход, это тоже очень интересно. Если Византия стремилась к унификации, хотя мы тоже отличаем искусство императорской, константинопольской Византии от Византии периферийной. А в Древней Руси мы сразу видим, что Новгород отличается от Суздаля, Псков от Ярославля, а Москва, чуть позже включившаяся в этот процесс, даст свой вариант живописи. То есть в каждом княжестве формируется и свой канон зодчества – свои храмы, и свое искусство живописи – иконы. Хотя иконография та же самая, но Новгород любит открытые цвета, краснофонные иконы, а Псков более сдержан по цвету. Ярославль внесет какие-то свои краски. Москва будет использовать какие-то совершенно другие красочные сочетания.
Даже это разнообразие внутри русской культуры тоже говорит о многом. Конечно, это период междоусобиц, когда князья воюют за первенство, но дело не в этом. Дело в том, что славянская икона, это видно уже на Балканах, где она очень отличается от греческой. Общеславянская душа отличается от греческой. Не случайно говорят, что русские иконы более душевные. Душевные не в том смысле, как апостол Павел различает духовное и душевное, и душевное у него часто с оттенком отрицательным. А, скорее, в смысле сердечности. Особенно любили на Руси святого Николу. Домонгольские иконы Николы отличаются каким-то добродушием, приятием и этого мира, и того.
Действительно, икона стоит на границе миров. Это, может быть, даже больше чувствуется в русской иконе. В византийской иконе мы уходим в тот мир, мир золотого предстояния, драгоценного сияния, нетварного света. А в русской иконе мы видим обращенность святого к молящемуся, открытость ликов, глаза, распахнутые на зрителя. Вообще, русская пословица «Глаза – зеркало души» очень хорошо иллюстрируется именно древнерусской иконой, особенно раннего периода. Вспомните знаменитую новгородскую икону Спасителя XII века или «Ангела Златые власы», где огромные, на пол-лица глаза. Потом, кстати, это уйдет из русской иконы. Глаза будут делаться все меньше и меньше, и света будет меньше и меньше. А домонгольская икона дает нам очень яркий, открытый вариант.
Образ святого Георгия – это образ человека, выходящего из того мира в этот, чтобы помочь молящемуся человеку. Связь со святыми в Древней Руси была почти домашняя. Это чувствуется в том, что святых изображают очень близкими. Конечно, этот первый – домонгольский – период Руси дает нам великолепные примеры иконописи. Конечно, есть и великолепные фрески, мозаики (правда, мозаики только в Киеве, потому что это дорогостоящая техника, а Русь была небогата). Но немногочисленные сохранившиеся от домонгольского периода иконы показывают, что Русь приняла веру не просто на уровне догматики, книжного варианта, а христианская, православная вера – это очень глубокая, книжная вера, но и на уровне сердца, на уровне этой близости Неба к земле.