Алексей Варламов, ректор Литературного института им. А. М. Горького

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Одно из самых глубоких, самых загадочных, самых великих произведений русской литературы, оказавшее невероятное влияние, как мне кажется, на русскую мысль наряду с трагедией «Борис Годунов», это пушкинская поэма «Медный всадник». Она, действительно, очень странная поэма.

Я помню, когда была эпоха перестройки – эти романтические годы расставания с советским прошлым, «Медный всадник» трактовали как поэму чуть ли не либеральную, как поэму антитоталитарную, антидеспотическую, поэму, обличавшую Петра I, самодержца, тирана, и защищала права «маленького человека». Очень симпатичная трактовка, но как тогда принять «Люблю тебя, Петра творенье», «Невы державное – от слова держава – теченье». Как понять этот гимн, который поэт слагает в честь Русского государства, Русской империи, как он гордится этой империей, гордится своей историей? Это не могло быть игрой, не могло быть фальшью: это не пушкинское. И одновременно с этим он действительно сочувствует «маленькому человеку».

Мне кажется, что Пушкин в этом произведении затронул вечный нерв русской истории, вечную ее проблему – столкновение личности и государства, у каждого из которых есть своя правда. Есть своя правда у Евгения, есть своя правда у государства. Примирить две эти правды невозможно. Эта та подлинная трагедия, в которой обе стороны достойны уважения и понимания.

Именно к этому произведению, кстати, обращалась русская мысль в 30-е годы XX века. В эти тяжкие сталинские времена о пушкинском «Медном всаднике» размышляли, с одной стороны, Михаил Пришвин в своих дневниках и романе «Осударева дорога», а, с другой стороны, Андрей Платонов в статье «Пушкин – наш товарищ».

И действительно, «Медный всадник» – это совершенно поразительная история о человеке, который был наказан. Почему с Евгением произошло то, чего сам Пушкин боялся больше всего в жизни. Вспомните пушкинские строки «Не дай мне бог сойти с ума. // Нет, легче посох и сума». Почему Пушкин награждает Евгения этим самым безумие, которым, кстати, – как он любил крутить эти мотивы в самых разных ситуациях – он награждает одного из самых несимпатичных персонажей своей прозы, а именно Германна из «Пиковой дамы». Евгений, который весь любовь, забота, жалость, сострадание, влечение к Параше, и Германн с его холодностью, расчетливостью, его немецкостью, а итог один – безумие. Почему так? Это какая-то пушкинская загадка, как мне представляется, очень важная.

Мне видится, что в несчастье Евгения есть некая толика его вины, если так можно выразиться. Вина эта заключается в том, что Евгений – отпрыск знатного рода, который забыл о своих предках, не интересуется своими предками. Он как бы сознательно отсек, лишил себя этой связи с русской историей. В некотором смысле он по собственной воле сделался этим маленьким, ничтожным человеком, и поэтому не выдержал того давления, которое оказала на него живая история, частью которой он стал, попав в это историческое петербургское наводнение. Он как бы лишил себя этой спасительной силы предков, которую, кстати, так хорошо чувствовал сам Пушкин и которую чувствовали другие его герои.

Пушкин – очень тонкий писатель. Мне кажется, для того чтобы разглядеть в нем какие-то вещи, надо перечитывать его произведения по многу раз. Тогда ты начнешь видеть, как в той же «Барышне-крестьянке» Лиза Муромская идет утром на свидание с тугиловским барином Алексеем Берестовым, и лает собачка, и выходит Алексей и не хочет, чтобы Лиза его узнала. А в самом конце «Капитанской дочки» Маша Миронова точно так же будет идти по Царскосельскому парку, и ей навстречу выйдет важная дама тоже с собачкой и тоже скажет ей: «Небось, собачка моя не кусается». И эта дама окажется императрицей, но не будет признаваться в этом. Эти тонкие моменты, тонкие переклички пушкинских сюжетов, быть может, позволяют нам увидеть в его мире очень многое и понять, в чем магия его стихов. То, чего я не мог понять с детства, потому что мама читала мне в детстве: «Здравствуй, князь ты мой прекрасный! // Что ты тих, как день ненастный?» Эти строки меня трогают до слез, но я не могу понять, почему, что в них особенного? Как он подбирал слова таким образом, что они так на нас воздействуют.

Вот что тут еще очень любопытно. Есть знаменитые слова, которые, по-моему, принадлежат Аполлону Григорьеву, о том что «Пушкин – это наше всё». Мне кажется, что в этой фразе очень важно выделить два слова «наше всё», «наше» – русское. Потому что Пушкина в других странах не понимают так, как понимаем его мы. Достоевского понимают, может быть, немного по-другому, но понимают. Гоголя, Толстого, Чехова понимают, а Пушкина – нет. Пушкин – это наше всё, он непереводим на другие языки. Не только по мелодике, не только по строю своих стихов. Он непереводим по духу. Для того чтобы понять Пушкина, им надо «уколоться» в раннем детстве. Если «уколешься» – услышишь, как мама, бабушка его тебе читают, значит тебе повезло. Если нет, но нет.