Ирина Языкова, кандидат культурологии
Все лекции цикла можно посмотреть здесь.
Первое тысячелетие христианской культуры было основано на том, что иконография была тем общим языком, что был понятен по всей христианской ойкумене – от Испании до Грузии, от Константинополя до Венеции. А в эпоху Возрождения мы уже видим, что сформировался тип нового религиозного изображения – религиозные картины.
Чем икона отличается от картины? Как западное искусство сформировало новый религиозный моленный образ? Он остается таким же моленным, помещается так же в церквях, монастырях, даже в домашних молельнях, но это совершенно другой образ. Икона, как мы сказали, изображает человека с точки зрения Бога, то, как видит Бог человека, как человек преображенный являет себя, или Бог его являет в Царстве Божием. Картина, даже религиозная, изображает ли она Христа, Божью Матерь, Мадонну, как говорили итальянцы, или Святое семейство, любого святого, изображает совершенно новый образ. Это не икона, это человек в этом мире, в реальности, но при этом он святой. Да, изображается он идеально, но уже перспектива этого мира, в отличие от обратной перспективы иконы.
Если в иконе свет, идущий изнутри, не свет от внешнего светильника, а свет, в котором сияет сам святой, то в картине это всегда свет дневной или от какого-то источника света.
Если в иконе это лик, то в картине это лицо. Лицо может быть прекрасным, идеальным, как, например, говорили, что Мадонны Боттичелли прекрасны, как Венера, а Венера целомудренна, как Мадонна. Но если посмотреть, то в типаже между Венерой и Мадонной особой разницы нет: и та, и другая пишется с живых прекрасных женщин. Для иконы это невозможно. Даже если позднее предание говорит нам о том, что Сама Богородица позировала апостолу Луке, но это позднесредневековое предание. Ни в античное время, ни в средневековье невозможно представить, что кто-то позирует для иконы. А для картины, начиная с эпохи Возрождения, и для поздних картин можно было спокойно взять человека и написать с него Христа, Богородицу, святого и так далее. То есть это две совершенно разные системы. Мы сейчас не говорим, какая из них хуже, какая лучше, какая «духовнее», какая художественнее. Это разные системы, которые по-разному понимают священный образ.
В древности Запад тоже знает икону. И продолжение почитания икон мы видим и в эпоху Возрождения, и барокко, и до сегодняшнего дня. Но рожденная в эпоху Возрождения религиозная картина на Западе будет превалировать вплоть до настоящего времени, когда уже появится тяга к чему-то другому. Это интересный феномен, потому что он тоже отражает религиозные представления. Представления о человеке. Это зеркало, которое когда-то отражало небо, теперь оно отражает землю и самого человека. И стремление сделать как можно более похоже, как можно более натуральным, осязаемым тоже ведь происходит от желания как бы приблизить святое, священное, понять, что Богородица была такой же женщиной, ходила по этой же земле, что младенец Иисус был маленьким. Иконы часто очень абстрактно изображают Младенца Христа, младенца в нем почти и не видно. А художники Возрождения, особенно итальянские, хотели показать человечность.
Идея гуманизма – человек в центре Вселенной – идет и в священном образе: показать именно человеческую природу Христа, то, что Он был таким же, проходил все те же стадии ребенка, отрока, юноши и уже взрослого человека. Поэтому интерес к земной жизни Христа на Западе больше. В западной религиозной картине гораздо больше внимания уделяется страстям Христовым. Как известно, в западной традиции разработан даже цикл 14 стояний. В иконе все сосредотачивается на событии Креста. Крест показывается как уже победа над смертью.
Если сравнить два распятия, например Дионисия или любую византийскую икону «Распятия» и «Распятие» одного из самых духовных западных художников Эль Греко, то у него это сосредоточенность на событии смерти: все мускулы напряжены – вот свершилось, и тьма пала с часа шестого до часа девятого, и ангелы, невидимый мир, плачут, и видимый мир весь рыдает, Богородица просто в конвульсиях. Все сосредоточивается на переживании, на человеческом, на часе смерти, и дальше – тупик. А икона показывает сияние славы Креста: «Радость Крестом приходит всему миру», как поет Церковь, и Христос не напряженный, а, наоборот, раскрывший объятия всему миру, обращается к нам с Креста. Там смерть тоже присутствует в образе ада, который внизу, в образе костей и черепа Адама, но это все равно торжество жизни, торжество победы, прорыв через видимое, через трагедию в победу над смертью. А религиозная картина всегда фиксирует исторический момент.