Blog

Владимир Катасонов, доктор философских наук.

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

В этих лекциях мы говорили о науке и христианстве. Этот разговор важен не только в том смысле, что сама новоевропейская наука отчасти есть дитя христианства, и многие научные положения, например концепция актуальной бесконечности или закон инерции пришли, найдя свое подтверждение именно в христианском богословии. Но и потому, что  наука представляет собой определенную, как говорят, производительную силу: она перестраивает всю нашу среду обитания, она позволила нам построить ту цивилизацию, в которой мы живем, которой уже становится тесно на земле и она стремится выйти в космос. Но эта цивилизация на основе науки, или, как говорят, технологическая цивилизация, расширяется не только вширь, но и вглубь. Сегодня она уже входит внутрь человека, перестраивает его самого.

Собственно говоря, так было всегда: для того чтобы построенная машина двигалась быстрее, естественны дороги, на которых росла травка, нужно было залить асфальтом. А для того чтобы мы не сталкивались, человеку  нужно было усвоить определенные правила движения. В этом смысле мы приспосабливаемся к машинам. Но сегодня это приспособление идет уже дальше. Потому что человек, например, общаясь с информационной техникой, в самом интерфейсе усваивает тот языком, на котором по существу говорит машина – язык этих самых логических деревьев. Но в цивилизации всегда происходит так, что эти искусственные создания изменяют самого человека. Цивилизация всегда как-то подтягивает человека к тому идеальному образу, который она выдвигает в качестве этого идеала. Так было во всех цивилизациях и во всех культурах, даже, может быть, очень диких на первый взгляд. Например, мы видим, как в примитивных культурах, существующих, например, в сегодняшней Африке, определенные нормы красоты заставляют женщину оттягивать мочки уха, прикреплять к губе почти что доски и т.д. Цивилизация все время подтягивает человека к идеальному образу.

Но вот каков этот идеальный образ? Возможности сегодняшних технологий очень велики, и в этом смысле цивилизация опять стремится изменить человека, стремится дать ему новые возможности, усилить те, которые есть, и в частности на этом фоне возникают такие идеи, как идея трансгуманизма. Поэтому очень остро встает вопрос: каков же истинный образ человека? Чего вообще хочет человек? Ответить на этот вопрос чрезвычайно трудно, оставаясь только на чисто имманентной, человеческой стороне бытия.

Но у христиан здесь есть высший советник – Советник, Который является Создателем нашим и Спасителем нашим – это Господь Бог, Который дал нам образ самого человека, того, что значит – быть человеком, в образе Иисуса Христа, и дал нам перспективу жизни на этой земле и жизни вечной. Сама история нашей цивилизации, которая стремится улучшить человека, нередко не обращая внимания на это откровение, данное нам Самим Богом, показывает, что в этом случае цивилизация превращается в демоническую цивилизацию, которая постоянно грозит по существу разрушением всего человечества, его уничтожением.

Речь об этом сознании границ науки с точки зрения именно христианского мировоззрения, речь о критике науки идет не в смысле какого-то нового луддизма, т.е. уничтожения этих новых машин и новых возможностей, открываемых технологией. Потому что даже при всем желании выскочить из той цивилизации, в которой мы находимся, невозможно. Речь идет о том, чтобы трезво отнестись к тем возможностям, которые нам открывает современная наука и сохранить тот образ человека, которым человек жил изначально.

 

 

Иерей Стефан Домусчи, кандидат философских наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Роман Достоевского «Преступление и наказание» значительно более известен, поэтому, наверное, не стоит пересказывать его содержание.

Чем интересен этот роман в связи с рассуждениями о совести? Достоевский, еще находясь в ссылке и встречаясь с разного рода преступниками – этот опыт описан им в «Записках из Мертвого дома» – увидел, что преступники бывают очень разными: бывают те, кто совестью мучаются, а бывают те, кто вообще не задумываются о мучениях совести, те, кто позволили себе преступление «по совести» и совершенно спокойны. Эту идею он пытается развить и проанализировать в романе «Преступление и наказание».

Вся соль идеи Раскольникова в том, что человек может представить своей совести такие разумные, рациональные основания, что она позволит ему любой поступок. Большинство людей живет эмоционально, не осмысляя свои поступки очень глубоко. За какие-то поступки, которые они совершают, совесть их мучает, и они стараются их больше не совершать, за другие совесть их как-то ободряет, и они считают их положительными. Но Раскольников говорит: что если взять некоторую идею и положить ее в основание собственного поступка, то есть создать некую собственную нравственность. Так он и говорит: у людей, которые право имеют, есть своя нравственность, на то они и право имеющие, и, естественно, исходя из этой правды, совесть будет ориентироваться на другие критерии и тогда будет молчать, будет спокойна.

Мы видим, что люди, окружающие Раскольникова, удивляются, во-первых, тому, что он пытается позволить себе убийство по совести, а во-вторых, тому, что он действительно внутренне не ощущает этих совестных мучений. Например, Раскольников говорит: «О, тут мы при случае и нравственное чувство наше придавим; свободу, спокойствие, даже совесть, все, все на толкучий рынок снесем […] свою собственную казуистику выдумаем […]и себя самих успокоим, убедим себя, что так надо, действительно надо для доброй цели». По большому счету здесь он вскрывает сам механизм действия совести. Действительно, в определенной ситуации человек может так составить события, выдумать такую логику, внутри которой будут оправданы почти любые поступки. Мы видим, например, что убийство мы можем оправдать убийством на войне, жестокость можем оправдать некоторыми воспитательными мерами. По крайней мере, человек на это способен.

И вот мы видим, что Раскольников буквально отвергает совестные мучения и говорит, что это некоторая ошибка: «Ну чем мой поступок кажется им так безобразен? […] Тем, что он –злодеяние? Что значит слово “злодеяние”? Совесть моя спокойна». То есть первоначально состояние, в которое приходит Раскольников, – это состояние немой совести, когда он настолько убедил ее в своей правоте, что она молчит и не спорит, никак не пытается его укорить.

Глубина романа состоит не только во вскрытии некоторых совестных процессов, но и в том, что Евангелие может оказать на совесть героя исцеляющее влияние. Раскольников, даже находясь уже на каторге, считал, что он просто смалодушничал, что есть все-таки великие люди, которые могут себе позволить те или иные поступки сверх обычных людских поступков. Мы видим, как Соня, которая читаем ему Евангелие о воскресении Лазаря, этим рассказом как бы пробуждает его совесть. Более того, Раскольников, по всей вероятности, переживает некоторые изменения, но интересно, что они остаются за рамками самого романа. Мы видим, что его совесть пробуждается и он встает на путь покаяния, но этот путь покаяния, путь благодатный, который начинается с прочтения Евангелия, остается за границами романа и называется Достоевским другой историей: « А вот теперь начинается другая история».  Мы уже не являемся ее свидетелями, и, может быть, это какой-то особый авторский умысел: показать, что дальнейшее возрождение совести с помощью Божьей – это некоторая тайна встречи человека с Богом.