Blog

Home - 15.02.2017

Ирина Языкова, искусствовед, кандидат культурологии

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Василий Дмитриевич Поленов был художником, которому, казалось бы, судьба очень благоволила. Он был интересным живописцем, у него прекрасные пейзажи. Он был гениальным портретистом. Наверное, лучшие портреты русских писателей принадлежат именно его кисти. И, казалось бы, все в его художественной и творческой судьбе состоялось, но была одна тема, которая его не отпускала, – это тема Христа, тема Евангелия. И Поленов задумал сделать такой живописный цикл, где было бы отражено все Евангелие эпизод за эпизодом. Как и грандиозная задача – вместить все Евангелие в одну картину, которую ставил перед своей картиной Иванов, эта задача, наверное, столь же грандиозна.

Более того, будучи очень основательным человеком, для того чтобы написать такие, я бы сказала, картины-исследования, дающие историческую основу, Поленов предпринял поездку в Палестину. Если Иванов писал палестинские пейзажи с итальянских, то Поленов хотел, чтобы все было достоверно и природа была палестинская. Он изучал быт людей, которые там жили, чтобы все было верно этнографически. Он хотел показать достоверность – это задача совершенно новая. Если Иванов хотел показать идею, Ге – показать Христа без всяких прикрас, без Божественного ореола, а пророческое «ни вида, ни величия», то Поленов хотел показать исторического Христа.

Вообще, в западной библеистике того времени (в русской, может быть, это было еще не совсем так) искали именно исторического Христа, как бы отделив так называемый миф от так называемой истории. Я говорю «так называемый» потому, что все очень переплетено, и сегодняшняя библеистика, конечно, стоит немного на других основаниях. Тем не менее этот поиск исторического Христа задел и русских художников, в частности Василия Дмитриевича Поленова.

Предприняв поездку в Палестину, Сирию, в целом по Ближнему Востоку, он многое из нее вынес. В его картинах мы видим и реальный пейзаж Святой Земли, какие-то бытовые детали и т.д. И видим удивительный образ Христа, , может быть, не очень привычный, но которому доверяешь.

Сначала произвела сенсацию его картина «Христос и грешница». На ступенях храма сидит группа апостолов рядом с Христом, и фарисеи подводят к ним грешницу. Сначала мы даже ищем среди этих людей, где же Христос, который выделяется среди них только тем, что Он пишет перстом на земле. Мы знаем, что в этом эпизоде так и происходило. Женщина, которую подводят, в страхе смотрит на него, и мы понимаем, как решается судьба этой женщины. Залитый солнцем пейзаж, прекрасный храм – и эта коллизия… Она была решена удивительно. Это был какой-то свежий ветер, новая струя, в которой Поленов и пытался сделать все остальные картины.

Многие из этих картин остались как эскизы, но даже они показывают, насколько глубоко работал этот художник и насколько он проникся духом Евангелия. Может быть, даже не столько религиозным духом, а человеческим – образом Христа. Видимо, эпохе было очень важно почувствовать Христа как человека. О Христе как о Боге Церковь говорила многие века, а в это время надо было почувствовать в Нем человеческое, которое проявилось в Нем абсолютно в такой же полноте. Интересно, что художники, тот же Поленов, показывают это очень достоверно.

Может быть, сегодняшнему человеку даже легче через картины Поленова увидеть человечество Христа. Ему не нужно было нимба, но человек, идущий по берегу Галилейского моря, где прозрачная вода и красота пейзажа, нами сразу узнается – мы сразу понимаем, что это Христос.

В картине, которая называется «Думы» и где на высоком берегу просто сидит человек, мы тоже узнаем, что это Христос. В человеке, который приближается к дому, где живут Марфа и Мария, только идет по дороге, мы видим, что это Христос.

Как ни странно, человек, который считался неверующим, очень глубоко почувствовал человечность Христа. И я думаю, что сегодняшнему зрителю картины Поленова очень помогут при изучении Евангелия. И то, что он расставил это по эпизодам, – можно сказать, что он предвосхитил кинематографические разработки образа Христа.

Василий Поленов: жизнь Христа в картинах

Иерей Антоний Лакирев, специалист по Новому Завету

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Римская империя, в которой разворачиваются события раннехристианской истории, была довольно своеобразным государством. В нашей сегодняшней жизни мы многое унаследовали от нее, хотя далеко не все, и поэтому далеко не все является для нас понятным. Тем не менее с точки зрения христианских общин в империи I века важно знать некоторые факты.

Первый факт заключается в том, что Римская империя была убеждена, что религия, почитание богов, – дело государственное. И всякий подданный Римской империи в той или иной форме обязан исповедовать римскую религию. Это не значит, что он обязан искренне верить, вовсе нет. В конечном итоге он может верить во все что угодно, во всех своих местных, племенных богов, но он обязан участвовать в общеимперском культе – такие были у них духовные скрепы. Было невозможно, чтобы свободный подданный империи не участвовал в этом культе.

При этом культ подразделялся на две очень неодинаковые категории: законные религии, или дозволенные, и незаконные, или недозволенные, religio illicita. Еше в практике того времени было выражение «новомодные культы». Они считали, что имеет право на существование римская религия, которую они довольно удачно скомбинировали с греческой, так чтобы получилось нечто усредненное; имеют право на существование некоторые древние религии завоеванных Римом народов – и все.

При этом обратите внимание, что это культурная среда, где под каждым кустом два человека, и трое из них мистики, четверо из которых еретики. И формируется она в очень интенсивных религиозных, философских, культурных контактах между миром эллинским и, скажем, индийской, египетской мистикой, персидской. Это такой котел, особенно в восточной части империи, где сплавляются самые разные философские, культурные, религиозные, мистические практики, и новые культы возникают просто постоянно. Каждый год где-нибудь придумывается что-нибудь новое. В большинстве случаев адепты подобного рода культов смиренно чтут римскую религию, и к ним никто не цепляется, все довольны.

Но есть некоторые группы людей, для которых это оказывается невозможным. В первую очередь это иудеи. Римляне, завоевав Иудею, довольно быстро поняли, что этих людей никакими пытками невозможно склонить к почитанию римских богов, а уж тем более, когда в имперскую эпоху появляется такой феномен, как культ императора. Для иудеев это было абсолютно неприемлемо. На самом деле это был не столько культ императора, сколько культ Рима и гения императора, как они это называли, то есть счастья, судьбы, которая над императором бдит. Тем не менее это был государственный культ, участие в котором было формой лояльности, примерно как сегодня мы не можем быть гражданами и не иметь паспорта, где написано, что ты гражданин той или иной страны. Так и в те времена не чтить императора означало проявлять нелояльность, и ты сразу становился парфнским шпионом.

Понятно, что это было необходимо для всех, но иудеям в этом можно было не участвовать, просто потому, что римляне понимали: иудеев проще истребить, чем заставить их поклоняться гению императора. А истреблять их они не хотели, потому что это были, во-первых, хорошие солдаты (их было много в римской армии) и, во-вторых, неплохие налогоплательщики. Поэтому иудеи имели право не исповедовать римского государственного культа. И довольно долго, почти до середины 60-х годов, христиане по всей империи старательно изображали из себя одно из иудейских течений, именно для того чтобы пользоваться этой свободой от римского государственного культа.

Иудаизм того времени был явлением крайне плюралистичным, в нем соседствовали группы, или, как их называет Иосиф Флавий, секты, с очень разными взглядами. В каком-то смысле назаряне с иудейской точки зрения вполне умещались в этом ряду: от зелотов к фарисеям и от саддукеев к иессеям, и еще где-то здесь находились ученики Иисуса. Повторяю, что для христиан это было чрезвычайно важно, потому что избавляло их от опасности быть обвиненными в измене родине.

Римская религия: гений императора

Александр Мраморнов, кандидат исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Передо мной лежит старая газета, которой более ста лет, называется она «Братский листок. Чтение религиозно-нравственное, патриотическое, бытовое». Эту газету до революции издавал в Саратове епископ Гермоген (Долганов), священномученик, причисленный Русской Православной Церковью в 2000 году к сонму новомучеников Церкви Русской. Почему газета? Вроде бы формат для того времени еще непривычный. Действительно, мало какая епархия, мало какой архиерей в начале XX века издавал собственную ежедневную газету, в которой печатал не только проповеди свои, своего духовенства, не только откликался на внутрицерковные вопросы, но и освещал вопросы жизни государства, общества и иногда даже внешней политики. Но таковым был епископ Гермоген, весьма неординарная, яркая личность.

Гермоген был не вполне стандартным архиереем начала XX века, выпускником нескольких факультетов Новороссийского университета нынешней Одессы. Он происходил с юга России, его путь к служению Православной Церкви в сане епископа был достаточно сложным. Многократно в своей жизни он стоял перед альтернативой, но выбрал именно путь монашества, путь искреннего служения Церкви до конца своей жизни.

В 1901 году он посвящается в епископа Вольского, викария Саратовской епархии, а в 1903 году становится уже самостоятельным саратовским архиереем. Это было время бурное, и в следующие годы начинается первая русская революция. Именно в 1905 году епископ начинает издавать газету «Братский листок» как отклик на те события, которые происходили тогда в России и его епархии.

Что он хотел в основном донести в своей газете? Естественно, практически семь лет издания ежедневной газеты говорят о том, что сказано было много всего. Но самая главная мысль епископа Гермогена была связана с преданностью Православной Церкви. Самая главная мысль одновременно была связана и с преданностью монархии. Он был абсолютно убежденный монархист. Недаром в Саратова епископ Гермоген основывает собственную общественно-политическую организацию, органом которой некоторое время была и газета «Братский листок», – это Всероссийский братский союз русского народа. Фактически это была организация, отколовшаяся от Общероссийского союза русского народа, шедшего по чисто политической, государственной линии, боровшегося за власть и умы светскими политическими методами. С ней был не согласен епископ Гермоген и вел с ней борьбу чисто политическими методами.

В чем же заключалась эта борьба? Прежде всего она была идейной. Епископ Гермоген и его многочисленные соратники, не только его помощники и священники, но и люди, принадлежавшие к разным общественным кругам, хотели сказать, что идея, которая витала тогда в обществе и реципиентами которой становились многие молодые люди, идея сопротивления всему во что бы то ни стало и построения общества на началах социализма, коммунистических началах – это идея ложная. С этой идеей Россия не может идти вперед, доказательству этого епископ Гермоген посвящал всю свою деятельность.

Из истории мы часто знаем, что занявшись деятельностью общественной и отчасти даже политической, деятель церковный часто может увлечься и уйти в дебри, которые выводят его из границ церковного служения. Но с епископом Гермогеном в результате так не произошло. Не произошло, наверное, потому, что все-таки для него преданность Богу и Церкви были на первом месте. В его деятельности были стороны, которые на самом деле подлежали очень серьезной критике.

В частности это фигура иеромонаха Илиодора и связь с Григорием Распутиным, которого епископ Гермоген первоначально поддерживал. В очень многих изданиях вы можете найти знаменитую фотографию – епископ Гермоген, иеромонах Илиодор и Григорий Распутин. Сняты они не просто так, а в память об их достаточно тесном общении. Есть и другая, менее известная фотография, где епископ Гермоген, Григорий Распутин и их общие почитательницы. Действительно, круг именно женщин, почитавших и старца Григория Распутина, и епископа Гермогена был достаточно широким. Это были женщины и из знатных кругов, и из простонародья, это были разные люди, способные увлечь людей. Епископ Гермоген, однозначно, мог сам увлечь людей.

Но в итоге примерно в 1911 году он окончательно расходится с Григорием Распутиным, становится его противником, узнавая, что есть черные стороны, которыми «славен» так называемый старец. Епископ Гермоген не боится заявить об этом и том, что Григорий Распутин приносит вред в том числе царской семье, приносит вред России. Он открыто заявляет об этом и в печати, и в начале 1912 года самому Распутину. В результате, после очень жесткого, серьезного разговора с епископом Гермогеном Гришка Распутин бежит на телеграф и отправляет телеграмму царице. После чего произошло так называемое дело епископа Гермогена, когда распоряжением императора Святейший Правительствующий Синод отправляет его на покой, а фактически в ссылку в Жировицкий монастырь. Он теряет свою кафедру, и это сопротивление распутинщине позволило епископу Гермогену сразу после Февральской революции 1917 года вернуться к активному архиерейскому служению. Потому что именно после революции Святейший Синод снова определяет его правящим архиереем, но уже не в Саратов, а в Сибирь, в Тобольск, на его будущую голгофу, где в 1918 году ему предстояло претерпеть мученическую кончину.

Надо отметить, что именно в 1917 году, когда во многих епархиях произошла так называемая церковная революция и прежние архиереи были смещены со своих кафедр решением епархиальных собраний, епископ Гермоген, славившийся как консерватор, ярый поклонник монархического строя, обретает кафедру. Более того, когда в Саратове, где он прослужил в течение многих лет, в начале XX века происходят выборы нового архиерея, он получает значительное число голосов, хотя к этому времени был уже назначен на Тобольскую кафедру. То есть спустя пять лет после его смещения с прежнего места служения он еще имел популярность, своих сторонников, и его почитали.

Конечно, в деятельности епископа Гермогена много различных аспектов, которые могут быть поучительными для нас в наше непростое время. Стоит обращаться и к его подлинным текстам, и, конечно, к тем сложным перипетиям его жизни, которые говорят о том, что епископ Гермоген (Долганов) был неординарной личностью и ярким деятелем Русской Церкви начала XX века.

Епископ Гермоген (Долганов)

Василий Цветков, доктор исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Эти два понятия, два слова для представителей русского зарубежья, для представителей русской эмиграции представляют собой единое целое. Здесь мы, конечно, можем говорить о моральном, духовном единстве, о том, что представители Белого движения были, конечно, людьми православными. Оказавшись в изгнании, в зарубежье, в послании, как тогда говорилось, они продолжали сохранять православные традиции. Но, если посмотреть на период Гражданской войны, то есть на период 1917–1922 годов, то здесь положение Русской Православной Церкви, отношение Церкви в Белому движению было не таким однозначным.

Начнем с того, что Святейший Патриарх Тихон, как известно, ни в одной из своих деклараций, ни в одном из своих заявлений официально не заявил о поддержке Белого движения. На этом основании сейчас очень часто утверждается, что Святейший Патриарх не благословил Белое движение. Зададимся вопросом, как вообще можно благословить какое-то движение? С точки зрения православного человека это, по-моему, абсурдно. И якобы поэтому Белое движение было обречено на то, что оно проиграло советской властью. И отсюда наиболее активные публицисты подчас делают вывод о том, что раз Патриарх не благословил Белое движение, значит, косвенно он, наверное, сочувствовал советской власти, большевикам, которые потом как бы осуществили мессианскую задачу русского православия.

Если посмотреть на те конкретные условия, в которых находился Святейший Патриарх Тихон, мы ни в коем случае не должны забывать, где он находился в период Гражданской войны. Это было, не побоюсь этого слова, заточение, в Москве, в условиях постоянной, ежедневной, может быть, даже ежечасной слежки, которую вели за ним органы ЧК. И в таких условиях провозглашать официальное благословение даже не Белому движению, а, может быть, какому-то конкретному его лидеру, невозможно.

С другой стороны, мы знаем протоколы допросов Святейшего Патриарха, когда он, не скрывая своих симпатий, сказал, что он оказывал молитвенную поддержку Деникину, Колчаку. То есть он молился за них, может быть, с точки зрения православных ценностей это было даже гораздо важнее, чем передача формального благословения.

С другой стороны, если мы посмотрим на положение дел на территориях Белых правительств, там мы увидим, что православные приходы восстанавливаются, открываются храмы, совершаются богослужения, более того, проходят два региональных Собора: Юго-Восточный Собор и Всесибирский Собор Русской Православной Церкви, которые устанавливают временный порядок управления епархиями, контролируемыми Белыми правительствами, до того момента, пока не произойдет воссоединение со Святейшим Патриархом. Тогда те архиереи, правители, политики, военные и церковные лидеры должны будут как бы отчитаться перед Святейшим Патриархом о том, что происходило за это время на территориях, где были белые. То есть никакого раскола с Москвой, никакого отделения от нее и Святейшего Патриарха, как это иногда приходится слышать, мы здесь не видим. Наоборот, здесь как раз стремление к сохранению единства этой структуры управления.

Очень важный момент, что отношение лидеров Белого движения к Русской Православной Церкви было уже иным, чем в синодальный период до 1917 года. И здесь мы можем отметить тот факт, что Колчак официально заявил о признании всех актов и распоряжений, которые были сделаны Поместным собором Русской Православной Церкви в 1917–1918 годах. Предполагалось введение специального ведомства, которое бы не контролировало, не руководило Церковью, как это было со времен Петра Великого, а оказывало бы ей поддержку, прежде всего поддержку финансовую, и тут мы тоже можем отметить факт, что адмирал Колчак неоднократно заявлял о первенствующем характере Русской Православной Церкви по отношению ко всем другим конфессиям, существовавшим на тот момент на территории бывшей Российской империи. Оказывается материальная поддержка, обязательно восстанавливается преподавание Закона Божьего и в обязательном порядке Церковь сохраняет статус регистрации гражданских актов – то, что было исключено советской властью: рождение, крещение, венчание, отпевание – все эти обряды должны быть обязательно освящены, сохранить свой сакральный, православный смысл именно как таинств Русской Православной Церкви.

В отношении военных показательным примером может служить Белая Сибирь, где осенью 1919 года зарождается так называемое крестоносное движение, создаются дружины Святого Креста. Это очень интересный факт, который до недавнего времени трактовался подчас в публицистике как какое-то проявление мракобесия, когда православные священники чуть ли не одевают на себя пулеметные ленты, берут в руки винтовки и идут в штыковую атаку. Конечно, ничего подобного не было. Дружины Святого Креста создавались именно как дружины добровольцев, в основном состоявшие из беженцев из европейских губерний, контролировавшихся советской властью. Эти дружины Святого Креста должны были стать своего рода стержнем, вокруг которых образовались бы какие-то новые воинские формирования, основанных на духовном значении борьбы с большевизмом.

Борьба с большевизмом – это не просто борьба с захватчиками власти, как это можно понять с точки зрения права, политики, но это борьба с безбожной властью, с безбожной идеологией, это борьба с теми, кто поставил власть земных законов выше власти небесной. Конечно, такого рода движение воинских частей тоже получало поддержку со стороны Колчака.

А на Белом Юге, например, предполагалось создание легионов (термин, может быть, не очень уместный, но тем не менее) Святейшего Патриарха Тихона. То есть в честь Святейшего Патриарха предполагалось создать отдельные воинские части.

Что касается благословений, то они преподавались, и преподавались неоднократно иерархами Русской Православной Церкви, которые были на территории Белых правительств. И здесь уместно привести пример священномученика Сильвестра, архиепископа Омского и Павлодарского. Архиепископ Сильвестр (в миру Ольшевский Иустин Львович) причислен к лику святых русских мучеников Русской Православной Церкви. Он был известен как духовник адмирала Колчака. Сохранилось всего несколько писем, написанных владыкой к адмиралу, но в них сквозит забота, попечение о своем духовном сыне. Владыка пишет о том, что, возможно, стоит заботиться о военных победах, нужно думать о победах на фронте, но, с другой стороны, ни в коем случае нельзя забывать о духовном возрождении и в частности есть указание об отправке на фронт Евангелий и нательных крестов. А это было на тот момент актуально: те же самые красноармейцы, попадая в плен, ни креста, ни Евангелия при себе не имели. И, возвращая в белую армию, их надо было вернуть обратно в лоно Русской Православной Церкви. Думаю, что эти моменты очень важные.

И в завершение, наверное, имеет смысл сказать, было или нет благословение адмирала Колчака лично Святейшим Патриархом Тихоном. Мы имеем тому достаточно достоверные свидетельства, сохранившиеся у адъютанта Колчака, о том, что Колчаку была передана очень маленькая фотокопия иконы Николая, архиепископа Мир Ликийских, Чудотворца (Можайского), покровителя моряков (это тоже важно отметить), с ворот московской башни ворот Московского Кремля. Этот образ пострадал во время обстрелов боев 1917 года и тем не менее сохранилась как раз та часть иконы, где Николай Чудотворец держал в руках меч. И в письме Святейшего Патриарха Тихона было отмечено, что этим мечом духовным благословляется и адмирал Колчак на свершение своего духовного подвига борьбы за возрождение России. Эта иконка была передана очень сложным путем, прошла через линию фронта, что лишний раз подтверждает, что в условиях постоянной, тотальной слежки Святейший Патриарх Тихон, конечно, не мог официально выразить свою позицию.

Что касается позиции Святейшего Патриарха по отношению к Гражданской войне, то она достаточно четко выражена в его посланиях, и не стоит ни в коем случае забывать его слов о том, что, забыв о войне с врагом внешним и подписав позорный Брестский мир, русские люди, к величайшему сожалению, втянулись во внутреннюю, междоусобную, гражданскую войну, которая, конечно, не дает России благополучия.