Иерей Стефан Домусчи, кандидат философских наук
Все лекции цикла можно посмотреть здесь.
Сегодня, как и в прежние времена, многие сетуют на то, что нравственность в упадке, нравственное сознание изменяется, теряется понятие нормы и что-то не так с совестью, говорят многие люди.
Очень интересно посмотреть на то, как формировались представления о совести, как вообще люди осмысляли совесть с древности, потому что нам свойственно переносить свои представления о внутреннем мире, процессах, которые мы ощущаем и проживаем, на эпохи прошлого. Хотя при подробном рассмотрении оказывается, что такое простое перенесение невозможно. Если мы ощущали и ощущаем нечто здесь, то, конечно, необязательно, что люди переживали те же самые эмоции в прошлом.
Сегодня мы попробуем подробнее, хотя и очень кратко посмотреть на три цивилизации: мессопотамскую, египетскую и цивилизацию персидскую, зороастрийскую.
Начнем с месопотамской. Сразу стоит отметить, что месопотамская религия, по представлениям исследователей, первоначально была ближе к магии, в ней был важен ритуал, были важны магические практики, почти механические в том смысле, что они мало интересовались внутренним миром человеком.
Рассматривать представления месопотамцев о совести стоит, предварительно сказав о месопотамской религии. Дело в том, что с точки зрения шумерцев и вавилонян, боги сотворили человека для того, чтобы он поддерживал их жертвами. И по большому счету у человека не было никаких высоких целей, никакого высокого смысла жизни, все, что он должен был делать, – это подчиняться богам, для того чтобы обеспечивать их жертвами, почитанием и поклонением. У месопотамцев не было представлений о каком-то развитом посмертном существовании души, тем более воскресении мертвых, поэтому естественные представления о нравственности: о добре и зле тоже были подчинены такой религиозной картине мира.
Нам, кажется, что слово «совесть», настолько для нас очевидное, должно быть во всех языках и во всех культурах, но оказывается, что в месопотамской культуре не было специального слова «совесть». Некоторые исследователи ищут его эквиваленты, например, считают, что слово «сердце», возможно, могло играть такую роль. Правда, интересно, что такую же роль могла играть печень и иногда даже почки, по крайней мере, некоторые тексты говорят об этом.
Гораздо проще найти косвенные указания на совестные движения, совестные ощущения. В первую очередь совесть может побуждать, может предотвращать какой-то поступок и потом, рассудив качество поступка, мучить человека или, наоборот, радовать его. По крайней мере, сегодня у большинства людей существуют такие представления о совести.
Мы можем посмотреть на косвенные представления о совести в месопотамской культуре. Мы можем, скажем, обратиться к эпосу о Гильгамеше и увидеть, что когда Гильгамеш мучается проблемой смерти, он имеет, как говорит автор, «беспокойное сердце». Кроме того, хотя в языческой культуре сложно говорить об однозначной нравственной картине мира, потому что боги есть разные: и злые, и добрые, поэтому один призывает и ведет человека к одному, а другой – к другому, все равно в Месопотамии уже существовали боги, которые исследовали нравственность человека. Так говорится о богине Нанше, которая исследовала сердце, фактически испытывала сердце, проверяя его на добро и зло.
В то же время существовало представление о том, что сам человек не может понять, что такое добро и что такое зло, хотя у него есть некоторые внутренние способности к этому. Например, есть «Поэма о невинном страдальце» (которую иногда сближают с библейской Книгой Иова), герой которой говорит: То, что кажется хорошим для тебя, может оскорблять бога. То, что в твоем сердце кажется отвратительным, может быть для него хорошо. То есть оказывается, что ты можешь воспринимать что-то как хорошее или плохое – а это и делает у нас совесть – а бог может оценивать это иначе, так, что это противоречит твоему внутреннему ощущению.
Даже бегло посмотрев на месопотамскую культуру, мы можем сказать, что никаких развитых представлений о нравственном судьбе, совести, как бы мы ее ни называли, в месопотамской культуре не было. Чего нельзя сказать о Древнем Египте.
В конце XIX – начале XX века, когда европейские ученые открыли для себя египетскую культуру, когда были расшифрованы иероглифы, они с удивлением обнаружили, что египетская религия – это религия высоконравственная, очень напряженной нравственной жизни. И в египетской религии, напротив, существовало понятие совести. Но прежде надо сказать об еще одном понятии – маад. Маад – это божественная мудрость, или божественный закон, который существует в мире, и по которому живет и строится весь мир. Более того, не только человек должен соблюдать и воплощать маад, но даже боги, потому что это некий всеобщий закон мироздания.
Очень интересно, что слово «сердце», здесь как раз точно так и есть, называется оно «иб». Это слово, которое ученые буквально ассоциируют с совестью. Один ученый даже так и назвал свою книгу о египетской культуре – «Расцвет совести». Он прямо писал, что удивительно, что дохристианская культура настолько подробно говорит о совести.
Если мы обратимся к текстам, то как говорит, например, 07-11 ??Тахо-тэп, сердце причиняет своему владельцу способность слышать или не слышать. Судя по тексту, речь идет о нравственной отзывчивости, и сердце как бы проверяет, насколько человек соответствует маад, насколько он воплощает маад в своей жизни.
Есть очень интересная цитата из учения царя Кхати о суде над умершим. Вот что он говорит: «Ужасно для человека знать за собой грех, в котором его могут обвинить». То есть прямо говорится о том, что человек может знать за собой грех.
Есть еще очень интересное высказывание в одном из текстов, повествующих о том, как придворный обращается к фараону: «Это мое сердце подсказало мне сделать то, что следовало, оно руководило мной, оно было как превосходный свидетель. Я не пренебрег его голосом, я боялся преступить его указания. Верно говорят люди: это божественный голос, живущий в каждом человеке». Более красочное и откровенное, условно скажем, богословие совести представить себе трудно. Здесь и побуждающая функция совести, потому что сердце влечет человека к должному поступку, человек боится нарушить веление сердца, кроме того, прямо говорится, что совесть сердца говорит божественным голосом в самом человеке: «говорят люди: это божественный голос, живущий в каждом человеке».
Если мы сравним месопотамскую и египетскую цивилизации, мы видим принципиальную разницу. В месопотамской цивилизации человек несостоятелен: он сам не может быть источником нравственности, но должен только следовать некоторым «заповедям». В Египте, наоборот, человеческое сердце прямо является источником нравственности для него.
Завершить можно кратким обращением к зороастрийским текстам, к персидской цивилизации. Она тоже довольна интересна, в «Авесте» мы встречаем представления о совести человека, но здесь она персонифицирована, называется Даэна и представляется как прекрасная девушка, которая встречает человека после смерти, если он вел себя хорошо, и несет перед ним его добрые дела, когда он идет на суд. И напротив, она же предстает перед человеком в виде страшной уродливой ведьмы, если человек вел себя плохо и буквально пинком сваливает в адскую пропасть, если он этого заслужил. Здесь как раз собственная совесть человека оказывается неким персонифицированным помощником, который наставляет его в жизни и в то же время встречает после смерти. И мучения человека после смерти или, наоборот, его радость зависят от того, какую совесть он приобрел себе своими делами.