Алфавит и библеизмы в русском языке

Андрей Григорьев, доктор филологических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Когда мы говорим об объяснении выражения «питаться акридами и диким медом», то конечно же в первую очередь мы вспоминаем интерпретацию о том, что акриды – это саранча и действительно так, наверное, оно и было на самом деле. Есть еще версия, что акриды – это искаженное «энкриды», то есть лепешки, кстати в которые тоже могли добавлять саранчу. Есть и иная точка зрения, потому что, когда уже в более позднее время библейский текст и вообще этот сюжет об Иоанне Крестителе попадает в поле европейской культуры, мы видим, что конечно же саранча в таком контексте воспринимается совсем экзотично.

И поэтому интерпретаторы, истолкователи пытались подобрать какое-то иное однокоренное слово, пытаясь объяснить, что слово «акрис» – саранча, может быть родственно каким-то другим греческим словам, может быть является просто созвучным, омонимом. И увидели, что это слово сходно греческому «акрон» – конец, край. Собственно, тот же самый корень у слова «акрополь», то есть город на краю, на скале, укрепленный город. И действительно, конец, край чего? Ну, наверное, каких-то растений, что еще мог встретить Иоанн Креститель в пустыне. Наверное, определенные растения, какие-то может быть почки, или листья растений, или веточки мягкие съедобные растений он мог использовать. И вот целая традиция была о том, какие же виды растений мог использовать в пищу Иоанн Креститель. Некоторые считают, что это миндаль, некоторые считают, что это растения семейства каперсовых. Была интересная версия, которая даже поддерживалась многими интерпретаторами, и она связывает эпизод жизни Иоанна Крестителя и известную притчу о блудном сыне. Когда мы в притче о блудном сыне читаем, что младший сын, ушедший в далекую страну прибился к одному из жителей той страны, там был сильный голод и он хотел чем-то насытиться, что-то поесть, но ему даже не давали то, что кидали свиньям.

Это была языческая страна, они выращивали свиней, надо было чем-то кормить свиней, а потом пускать их на продажу, а это можно сказать бродяга, который прибился к ним и пытается работать за деньги, что его кормить? Значит, чем же кормили свиней – плодами рожкового дерева, по-латыни, это растение называется «цератония», или рожковое дерево, а плоды его также в традиции уже русской называются «цареградские стручки». И вот собственно можем с вами посмотреть такой плод этого рожкового дерева. Действительно это такой некий стручок, внутри которого находятся семена. Если мы возьмем еще один образец, то здесь мы можем, может быть даже услышать, как внутри этого стручка гремят семечки этого дерева. Если мы вскроем этот стручок, этот образец уже лишен семян и вот они высыпаны здесь, такое маленькое зернышко у меня на ладони – это то, что в ювелирном производстве соотносится с понятием карат. Карат и цератония – это сходные слова исторически однокоренные. То есть эти зернышки явились аналогом меры веса, то есть считается, что все эти зернышки примерно одного веса, то есть 200 мг, что собственно и составляет один карат. Как мы видим, такие разные культурные представления соотносятся в одном сюжете о питании Иоанна Крестителя и вот как раз ювелирным дело мэти маленькие каратики, семечки использовались. А сами стручки шли на корм обычно скоту, ну или ели бедные люди, потому что в принципе тоже калорийности особой не было, но тем не менее, хотя бы что-то можно было употребить в пищу. И как раз-таки это дерево, о котором мы говорили, в английской традиции называется «хлеб Иоанна Крестителя» – «St John’s-bread».

Вот какие-то отголоски разных интерпретаций данного сюжета мы можем найти, как в русской, так и в европейской традиции. Иногда вдруг проскакивает эта идея, что Иоанн Креститель питался именно травой, или кореньями в русской литературе, у Достоевского известное это выражение «питаться медом и акридами», вдруг преображается в выражение «питаться акридами и кореньями». Откуда коренья? Видимо тоже корешки, или наоборот верхушки каких-то растений, которые мог Иоанн Креститель использовать в пищу. Как мы видим, определенный сюжет, определенное выражение может быть по-разному объяснено, интерпретировано в разных культурных традициях и дает собственно в итоге интересные элементы и языковые явления, уже сохранившиеся до настоящего времени.

Андрей Григорьев, доктор филологических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

В русском языке существует большое количество слов, которые мы используем для приветствия. Однако, когда мы заглянем в этимологический словарь, мы увидим, что очень многие из них являются заимствованными. Слова такие как, «добрый день», «добрый вечер», ну а если мы берем слова прощания, что-нибудь типа «до свидания», например. Оказывается, эти слова употребляются в русском языке уже в достаточно позднее время и чаще после XVIII века. А такие слова, как «салют», например, или, наоборот, прощание «чао», или современное молодежное «хай» – это понятное дело, слова, которые уже пришли в относительно недавнее время. Кстати приветствие «хай» – это то же самое, что и русское «эй» – то есть некий оклик первобытный, которым еще древний человек приветствовал своих сородичей. А обычно учителя в школе учат: «Не надо так обращаться к другому человеку: эй, надо называть его по имени». Эта традиция достаточно поздняя.

Когда мы пытаемся выяснить, какие же слова приветствия фактически реально употреблялись в Древней Руси, то оказывается у нас набор совершенно невелик. И в первую очередь – это слова с корнем «здрав», «здоров», то есть «будь здоров», или конечно же «здравствуй», которое мы с вами знаем – это пожелание здоровье. Но также еще есть и былинное пожелание приветствие «гой еси, добрый молодец», которое также, как обычно считают филологи, является пожелательным, то есть тоже значит «будь здоров». Хотя здесь конечно можно внести некоторые уточнения и эти уточнения нам соотнесут эти приветствия с особенностями той жизни, которая была, существовала раньше и которой сейчас мы же живем и существуем. И вот слово «здравствуй», этот самый корень «здрав» – это на самом деле часть слова, состоящая из приставки «с» исторически и корня «драв», который восходит к древнему индоевропейскому корню «дорв»-«дерв», такой же, как в слове «дерево». То есть исконно «здоровый» – это означает, «крепкий как дерево». То есть это, по всей вероятности, объясняется тем, что славяне существуют издавна в достаточно суровом климате Восточной Европы, а потом они, как мы знаем, распространялись и дальше на север и северо-восток, где еще более суровый климат, леса, которые надо было осваивать и обрабатывать, обрабатывать землю – это очень большой и тяжелый труд.

Соответственно выжить в таких тяжелых условиях, да еще и получить определенный урожай, то есть питаться чем-то, можно было действительно только таким сильным крепким людям. Поэтому, когда желаем здоровья – это действительно пожелание здоровья при встрече, но оно соотносится именно с идеей крепости – будь крепким, как дерево. Ну и соответственно корень «дорв»-«дерв» на самом деле есть в таких же, то есть это древний еще корень, восходящий к индоевропейскому праязыку, есть в таких словах, как английское «tree», те же самые «друиды» – тот же самый корень. То есть связанный с понятием «дерево».

А «гой еси», некоторые все-таки ученые со ссылкой на академика Трубачева считают, что глагол «гоити» означает не просто жить, а кормить. То есть речь идет о том, что все-таки для жизни необходимо определенное питание и выражение «гой еси, добрый молодец», как раз и означает, что будь хорошо накормленным, в нашем определенном непростом климате – это очень важно, но и в условиях жизни, особенно в древности, для того, чтобы просто элементарно выжить.

А вот, например, греческое приветствие «хайре», которое мы видим в той же самой молитве Богородице «Богородице дево радуйся», вот это «хайре» переводится, как «радуйся», оно действительно в переносном значении связано с радостью, особенно в христианском контексте. Радость обретения в мире Спасителя, но исконно этот глагол соотнесен с индоевропейским глаголом «гхер», то есть в языческом контексте это «хайре» буквально означает «пусть твои желания не оскудевают». То есть именно такое стремление все пожелать. В климате южном греческом условия жизни немножко иные, там собственно и можно, там солнце, море, легче обрабатывать землю и так далее, более благодатные почвы, то есть здесь действительно можно желать очень многого. Иногда просто желания оскудевают и тогда ты… ну, когда не хочешь ничего желать, либо ты уже пресытился, либо ты заболел. Когда человек заболел, то он ничего желать уже и не хочет и не может. То есть получается, что тоже здесь некое пожелание здоровья, то есть «хайре» – «пусть желания не оскудевают», или «будь здоров» в таком контексте. Но речь именно идет о некоем таком возможном пресыщении. А в славянской традиции это и есть крепость, это некая накормленность, чтобы выжить в нашем климате.

И вот древнее еще, в завершении, славянское приветствие, которое даже, в общем-то и не сохранилось в конкретных формах, связано с глаголом «целовать». «Целовать» исконно – это «желать целостности» и приветствие «цол» и у некоторых славян встречается буквально «будь целым», тоже встречаясь, прощаясь, желали друг другу целостности, потому что живешь в таком, в некотором смысле, враждебном окружении, что действительно необходимо заботиться о том, чтобы остаться целым и невредимым в процессе освоения этой сложной природы, нас окружающей.

То есть, поэтому на самом деле наши древние слова приветствия как раз-таки и связаны с идеей не просто выживания, но именно освоения этих наших исконно славянских земель и как они были освоены, мы уже видим на примере нашей сегодняшней жизни, когда уже, в общем-то, в нашей средней полосе вполне благодатные условия – это все результат тысячелетней деятельности здесь наших предков славян.

Андрей Григорьев, доктор филологических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Как вы думаете, есть ли что-то общее между словами «дорога» и «драка», «путь» и «путы»? Когда мы поймем эту связь, мы сможем лучше уловить, как же существовал наш русский человек в более давнюю эпоху и как это связано с тем, где мы проживаем, с нашей национальной географией.

Ну и вдумавшись в этимологию слов, мы увидим, что «дорога», да же самая модель, что и «город», который соотносится с «град», также и «дорога» соотносится с «драга» и «драка» – это слова, которые происходят от одного и того же корня «драть», то есть, для того, чтобы сделать в нашем климате, в наших географических условиях, необходимо выдрать растительность и не просто растительность, а деревья с корнем выкорчевать и действительно тогда более, или менее получится дорога, которую необходимо постоянно держать в определенном состоянии, чтобы по ней можно было проехать. То есть сделать дорогу – это действительно большой труд, большие усилия здесь человек использует и поэтому собственно этот признак сложности, прокладывания дорог у славян и положен здесь в основу.

Но если мы возьмем, допустим, греческую «дорогу» – «дромос», то как раз-таки – это слово соотносится с идеей быстрой езды, быстрого движения и этот корень «дром», который, например, есть в слове «ипподром», мы видим, что лошади по этой дороге не просто движутся, а очень быстро движутся, быстрое движение, также этот корень начинает сейчас употребляться для образования слов, которые соотносятся с быстрым движением – «автодром», «аэродром», «космодром». Действительно новые слова, но содержат эту идею быстрого движения. А в славянской традиции мы видим, как делалась дорога. То же самое и слово «путь» соотносимое с «путы» – корень древний, который лежит в основе слова «путы» – это и есть преодоление препятствий. То есть мы движемся по нашим дорогам, как будто преодолевая препятствия и огромное количество слов, которые соотносятся здесь с этим корнем, то есть восходят к одному и тому же корню, являются исторически однокоренными – это и «путь», и «путы», и «запинаться», и «запонка», даже «вспять» и «опять», то есть движение назад, когда мы движемся назад – это все восходящие к корню, который означает «препятствие», или «преодолевать трудом».

И вот интересно увидеть, что по-русски «путь» и что, допустим, у греков и у римлян это слово «путь», что является препятствием. Для русского человека, просто движение по дороге, или жизненный путь – это есть действительно очень сложное преодоление препятствий, жить не так-то просто, жизнь – это действительно то, что требует определенных усилий. Собственно, в этом контексте обычно и воспитываем мы нашего русского человека. Русский человек поэтому не боится трудностей. А вот что для римлянина этот корень обозначает? А у римлян есть слово «понс понтис» – это мост, то есть у римлян все-таки климат получше, южнее они расположены, почвы более удобные, каменистые более твердые и мы видим, что здесь, что может быть преградой, наверное, только река, через которую нужно перекинуть мост. Вот это преодоление препятствий посредством моста.

А у греков вообще «понтос» – это «море». То есть для греков препятствие – это именно море. В нашей национальной географии препятствие – это все, что вокруг находится, непроходимые леса, болота и так далее, и так далее, а у них только реки и моря, которые надо преодолеть. Поэтому Черное море – это «Понт Эвксинский» – сначала неблагоприятное, негостеприимное, а потом уже благоприятное, гостеприимное море, когда они его уже освоили.

От того же корня, кстати, что и «дорога», слово «деревня». «Деревня» мы думали, что это от «дерева», на самом деле – это не вполне так, «деревня» – это то, что выдернули, эти самые стволы, тех же самых деревьев, выдернули из земли, то, что выдрали, когда строили дорогу, или устраивали место для поля, или для пашни, соответственно из этих же деревьев и строили дома. Поэтому «деревня» оказывается родственной слову «дорога» в нашей культуре.

Поэтому мы здесь видим на примере этих двух слов, что на самом-то деле по тому признаку, который лежит в основе слова, можно понять очень многое и о нашей древней географии, и о нашей древней культуре и представлениях нашей культуры, которые продолжают жить и сейчас, и когда мы говорим, что мы все преодолеем, все трудности русский народ преодолеет – это было заложено уже в языке и в нашей культуре издревле. И поэтому это и объясняет то, как мы живем и сейчас в современном мире.

Андрей Григорьев, доктор филологических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

В известном сочинении Николая Васильевича Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» рассказывается о том, что издревле с принятием конечно же христианства, в русских селах, да и городах было принято колядовать. И Гоголь пишет, что «колядовать» называется петь под окнами накануне Рождества песни, которые называются «колядки», говорят, дальше продолжает Гоголь, что когда-то был болван Коляда, которого принимали за бога и вот как будто бы оттуда и пошли колядки. Очень часто этот фрагмент читается и школьниками, есть и в школьных учебниках, однако редко разъясняют все-таки школьнику, был ли на самом деле такой бог языческий, или болван Коляда, или здесь скрывается за этим словом что-то другое.

И конечно же если мы с вами посмотрим этимологию, происхождение этого слова, то мы выясним все-таки, что слово «коляда», или «колядка» является родственным исторически слову «календарь». «Календы» и само слово «календарь» – это первый день месяца и первый день также года в античности, а именно у древних римлян. Римляне еще говорили «до греческих календ» – это выражение синонимично «после дождичка в четверг», то есть никогда, у греков не было календ, а римляне как раз делили год на определенные месяцы в которых выделялся первый их день – это календы, ну и соответственно первый день года – это тоже календы. Ну и вот соответственно начало года соотносилось уже с принятием христианства, с Рождеством Христовым, собственно в то время это и происходит и вот как раз-таки и на Рождество, то есть в самом начале года где-то получается и появляется традиция праздновать таким образом посредством песен Рождество Христово, то есть колядовать. Вот, собственно таким образом никакого отношения к какому-то языческому богу, или болвану Коляде, колядки не имеют.

На самом деле, такое преобразование каких-то предметов, или явлений в имена собственные, такая некая персонификация, часто присуща в древних, и не только в древних языках. Мы обычно сталкиваемся с тем, что наоборот происходит, какое-нибудь там «галифе», тип определенный брюк, потому что был генерал Галифе, или, например, «макинтош» какой-нибудь, ну или там в нашей русской традиции «затрапез», то есть «в затрапезе ходить» – в плохой одежде – это просто некачественная была одежда купца Затрапезова. То есть такие происходят… ну, или «Чацкий» и «чацкие» – уже идет использование слова, применительно ко многим людям. Исторически могло быть и наоборот, то есть, известное библейское выражение «служить Богу и маммоне», как раз что такое, или кто такой «маммона», здесь тоже есть разные точки зрения, но все-таки исторически «маммона» – это просто деньги, корни в семитских языках возводят, либо к тому, что зарыто, клад, то есть это некая денежная сумма, которая в том числе имеет какое-то место хранения. Поэтому, когда Христос говорит: «Не можете служить двум богам, не можете служить Богу и маммоне», – то речь идет о Боге и о чем-то материальном, что выражается в деньгах.

А в дальнейшем, когда уже начинается интерпретация, истолкование, объяснение этого текста, мы наблюдаем, что выражение понимается буквально, что вот есть Бог христианский и кому еще служить, наверное, еще какой-то бог, возникают такие представления уже, на основании этого текста, что действительно, наверное, есть какое-то другое злое начало, противопоставление добра и зла собственно вроде бы такое простое и примитивное – Бог и Дьявол, оно характерно для многих культур. И здесь есть некий бог Маммона, который, наверное, связан, раз соотносится семантически с деньгами, связан с алчностью, когда мы с таким горячим в отрицательном смысле желанием что-то хотим получить, или деньги, или, например, насытиться, насытить себя чем-то. Поэтому часто не только с идеей материального какого-то переизбытка, но еще и с идеей чревоугодия, обжорства связывается этот бог. И на самом деле к IV веку устойчиво в святоотеческой традиции возникает представление, что Маммона – да, действительно, наверное, это какой-то бог чревоугодия, обжорства и материального переизбытка. А в традиции христианской все-таки Христос еще говорил, Он обращался именно к бедным людям, к нищим, к низким по социальному положению. Потом жизнь стала лучше и Церковь все-таки пришла к выводу, что главное, когда человек не стремится к переизбытку – нужно такое определенное среднее спокойное состояние человека, сколько ему нужно, человек должен получать. А маммона – это значит некий переизбыток и алчность, и чревоугодие. Поэтому в народной русской традиции слово «мамон» обозначается живот, то, что мы хотим наполнить для того, чтобы в том числе и наесться. Поэтому иногда говорят «мамон набил», «вон какой мамон отрастил» – это то же самое слово, только уже в конкретном приземленном значении, связанном с перенасыщением, так скажем.

Такая история, как мы видим, этого слова, то есть просто от идеи денег, обозначения денег в традиции древнего мира собственно Ближнего Востока, к персонификации, когда предполагалось, что это есть какой-то бог Маммона до просто указания на конкретное место у человека, куда можно этот переизбыток пищи складывать, то есть «мамон», как живот.

Вот собственно мы видим с вами, что фактически и реально такие божества, понятное дело, если и существовали, то так скажем, вера в эти сущности, так скажем, псевдобожественные, возникала на основе неправильной, или неверной интерпретации того, или иного слова, того, или иного текста. И мы с вами видим, что как раз филология, от филологии никуда не денешься, филология, понимание, интерпретация, оно рождает и в нашем сознании определенные идеи, определенные представления, с которыми мы живем и существуем.