Blog

Home - 10.01.2017

Михаил Ведешкин, кандидат исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Одним из важнейших и ярчайших событий Юстинианова правления стал мятеж, имеющий название «Ника», вспыхнувший в Константинополе в 532 году. Это один из самых известных и описываемых мятежей в истории Византийской империи.

Почему он произошел? Конечно, к разогреванию народных масс вела фискальная политика Юстиниана – его выколачивание денег, жесточайшая борьба против оппозиции и религиозных диссидентов – все это создавало богатую почву для проявления различных общественных противоречий, в том числе и в таких ярко выраженных формах.

Начиналось все относительно спокойно как противостояние партий цирка – димов. Об этом особо. Ранняя Византийская империя была буквально больна спортивными состязаниями. Гонки колесниц были излюбленным развлечением как аристократии, так и простого народа. Почти все население империи было разделено на четыре спортивных партии, из которых наиболее крупными и влиятельными были две: партия венетов, то есть «синих», и прасинов, то есть «зеленых».

Понятно, что за этими партиями стояли серьезные социально-политические силы. Так традиционно считается, что венетов поддерживала грекоязычная аристократия столицы и Малой Азии, придерживавшаяся халкидонитского вероисповедания. А на стороне прасинов выступала торговая элита Сирии и Египта, пользовавшаяся поддержкой монофизитов. Так что спортивные конфликты приобретали так же и социально-экономический, и религиозный подтекст.

Император Анастасий поддерживал партию «зеленых» – прасинов. Однако после перехода власти к Юстину и его племяннику Юстиниану прасины оказались в опале, а венеты, то есть «синие», стали поддерживаемой властью партией. Это позволяет «золотой молодежи», входившей в партию венетов, по сути, безнаказанно громить и убивать «зеленых», что вызывает резкую отповедь со стороны представителей этой партии.

В ходе одной из сессий забегов колесниц руководство партии прасинов, «зеленых», открыто выступает перед Юстинианом, указывая ему на те несправедливости, которые творит молодежь из партии венетов. Юстиниан не реагирует на обвинения, после чего рассерженные прасины начинаю хулить императора, называют его несторианином, еретиком. Лидеров венетов они обзывают язычниками. Естественно, венеты не остаются в долгу, с их стороны также идет брань. На константинопольском ипподроме теряется всякое спокойствие, контроль полностью утрачен, и Юстиниан арестовывает нескольких лидеров и прасинов, и венетов, чтобы показать свое нарочитое беспристрастие.

На следующий день назначена казнь, но из пяти арестованных трое срываются из петли, и толпа, и прасины, и венеты, умоляют императора пощадить спасшихся от смерти людей. Монахи укрывают этих счастливчиков в одном из константинопольских монастырей, но войска императора требуют их выдачи обратно. В итоге все это подогревает толпу. Удивительным образом низы «зеленых» и «синих» объединяются друг с другом и начинают выступать против императора. На следующий день на ипподроме они требуют отставки императора. А когда император говорит, что он обещает, что все будут прощены и не вспомнит об этом бунте, то в ответ ему несется площадная брань.

Весь Константинополь запылал, толпа штурмует поместья знати, императорский дворец, разоряет тюрьмы, арсеналы. А войска бездействуют, выжидая. На сторону восставших переходит часть сенаторской оппозиции, которая хочет возвести на престол одного из племянников императора Анастасия. Наследники старого императора, уже давно почившего, пытаются бежать, но у них это не получается: все равно восставшие захватили одного из них и провозгласили императором.

В какой-то момент Юстиниан даже хочет бежать из Константинополя, но по знаменитой легенде его останавливает его супруга Феодора, которая отказывается следовать за ним в ссылку, и говорит, что лучше принять смерть на троне, чем жить без короны. «Императорский пурпур – это лучший саван», – говорит Феодора.

В итоге Юстиниану удастся удержать ситуацию в своих руках: верные ему отряды гвардейцев и наемников под командованием великого полководца Велизария и гепида Мунда окружат восставших на константинопольском ипподроме и учинят там резню. В один день было истреблено более 30 тысяч человек – значительная часть населения столицы. Однако, Юстиниан, хотя и удержал престол, имел абсолютно разоренную столицу, половина из которой выгорела. Самые важные общественные и религиозные здания оказались разрушены. Среди них и собор Святой Софии, находившейся совсем неподалеку от ипподрома.

Юстиниан после того, как сохранил свой престол, дал обет, что собор был восстановлен еще краше и величественнее, чем он был до событий 532 года. И он сдерживает свое обещание. Собор Святой Софии, построенный буквально через несколько лет двумя архитекторами: Анфимием и Исидором, станет новым чудом света и наиболее пышным, крупным и роскошным религиозным зданием Европы на протяжении более чем тысячи лет.

Восстание Ника

Иерей Антоний Лакирев, специалист по Новому Завету

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Примерно к последней трети I столетия для окружающих христиан людей, и в первую очередь для римской власти, становится очевидным, что это, без сомнения, не иудеи, и их попытка изображать собой погребальную коллегию тоже большей частью надувательство, потому что это гораздо больше, чем погребальная коллегия. Это люди, которые поклоняются некоему Иисусу, и поклоняются ему как Богу, следовательно, это религиозный феномен, очевидным образом нововводный культ, который должен преследоваться.

Историки того времени, вроде Тацита, пишут об этом, называя веру христиан новым и зловредным суеверием. Со временем, уже к началу II века это становится «техническим термином», как сегодня у нас «технический термин» – «экстремистские организации», тогда был технический правовой термин «новое зловредное суеверие» – то, за что привлекают к ответственности, главным образом уголовной.

Поскольку примерно в 80-е годы сами иудеи тоже понимают, что они с христианами относятся к Богу совсем по-разному, в синагогальной молитве примерно I века появляются специальные проклятие «ха-миним» («меньшинство») на отщепенцев, то есть именно христиан. Оказывается, что уже не спрячешься, уже невозможно никаким образом увиливать. Сначала римская власть подвергает христиан гонениям именно за нелояльность, гонения носят, скорее, политический характер. Еще в начале II века Плиний-младший пишет из Вифинии императору Трояну, справшивая, как быть с христианами и надо ли проводить следствие, разыскивать, выяснять и так далее. Троян отвечает, что не надо, но если донесли, если они сами признались, тогда надо казнить, потому что они нелояльны, они изменники родины. Если же никаких специальных сведений нет, тогда не ищи.

В дальнейшем политические гонения становятся более редкими. Уже в середине II века картина резко меняется. Вместо того чтобы бороться с христианами как противоправительственным движением, империя начинает бороться с ними как с религиозным феноменом, новым, нововводным культом. Поэтому появляется и другой арсенал: здесь не предлагают плеснуть полчашки вина к подножию статуи императора, а предлагают поучаствовать в каком– либо религиозном ритуале, о котором известно, что настоящие христиане в нем никогда участвовать не будут. Тем не менее, по политическим ли или религиозным мотивам совершаются гонения, результат все равно один и тот же – мученическая гибель для довольно многих людей. Во многих христианах общинах в конечном итоге гибнут все, и потом эта община возрождается совершенно заново, как Феникс из пепла.

Правда, нужно сказать, что далеко не всегда римская власть увлекалась жестокостями. Все-таки это тоже зависело от конкретных исполнителей. Иногда, особенно 251 году при Декии и в конце III века при Диоклетиане, действительно была идея извести вообще всех христиан одновременно по всему лицу Земли, заставив их принести жертвы, и всех, кто не принесут, казнить. Но нередко, особенно в III столетии, это выглядело по-другому, потому что Римская империя, римская власть поняла, что христиане очень нуждаются в помещениях, где могли бы собираться, и в книгах. Поэтому, чтобы не лишаться налогоплательщиков, можно отобрать и уничтожить книги, а здания, где книги найдены, разрушить. Такова была природа гонений в очень многих областях империи и в начале III столетия, и особенно к его концу.

В те времена Евангелие в христианской общине было в одном единственном экземпляре (свитки были чрезвычайно дороги и были большой редкостью) и хранилось закопанным где-то в саду у епископа. Он приносил его в собрание христиан под одеждой, когда двери запирались и было понятно, что никто уже не подсмотрит, тогда он поднимал его: вот, я его принес! Сегодня на нашей литургии, когда дьякон выходит из алтаря с Евангелием и показывает нам, мы даже не помним, что восемнадцать веков назад это была радость о том, что нам удалось его и в эту неделю сберечь, что его не отняли. И помещение тоже, соответственно, очень важно.

Эти гонения были в каком-то смысле то усиливающимися, то затухающими, то кровавыми, то некровавыми. Бывали времена и места в империи, где христиане вообще десятилетиями жили практически на свободе и даже могли позволить себе купить недвижимость. Во времена диоклетианова гонения, уже совсем незадолго до Миланского эдикта, помимо всего прочего разрушали принадлежащую христианам недвижимость, которую они сумели приобрести за 30-40 лет относительно мирной жизни. Но тогда больше всего приобретали судебные здания, так называемые базилики. Он были удобнее всего: это большое здание с апсидой в конце, где у римлян сидел судья и стража, а христиане поставили там стол, на котором совершалось преломление хлеба. Наличие такого рода здания свидетельствует о том, что иногда были относительно мирные период.

Надо сказать, что кроме гонений государственных, время от времени, по крайней мере в некоторых местах, существовали народные гонения. Часто христиане все же воспринимались как чуждый элемент, и нередко находился кто-нибудь, кто говорил: это бедствие, или эпидемия, землетрясение, или голод постигло нас потому, что мы терпим христиан. Вот они плохие, их надо истребить. Иногда эти народные гонения возникали без всякого стимула со стороны государственной власти. Более того, иногда римские имперские чиновники пытались каким-то образом утихомирить эти толпы. Важно понимать, что схватка христиан была вовсе не только с политической или государственной системой, а все-таки с чем-то более глубоким в античном обществе, чем просто структурные вещи.

Гонения

Алексей Беглов, кандидат исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Значение Собора 1917-1918 года. Часто можно услышать вопрос – почему нам нужно вспоминать об этом Соборе, говорить о нем, если от него до нас дошло только патриаршество, все остальные его решения многочисленные и очень подробные, были сметены последующей эпохой гонений и преследований Церкви? Зачем нам изучать его, если он фактически только носит археологическое значение? Это, с одной стороны. С другой стороны, раздаются и другие голоса, высказываются в его адрес определенные сомнения такого рода, что Собор собирался в эпоху революции, когда очень активны были некие демократические настроения и Собор собственно допустил эти демократические настроения внутрь Церкви – в виде мирян, в виде особой процедуры принятия решений и так далее, и тому подобное. И сейчас уже не может быть образцом.

На эти два вопроса хотелось бы поразмышлять. Но прежде, чем об этом говорить, стоит сказать, как сами современники относились к этому Собору. Те, кто были его свидетелями и непосредственными участниками и как они относились к нему на протяжении последующих лет, последующих довольно суровых, можно сказать страшных лет советской власти в довоенный период. Здесь хочется привести один пример. Для всех иерархов, духовенства и верующих патриаршей Церкви предвоенного периода, Собор, решения собора 1917-1918 года безусловно были такими, которые были обязательны для исполнения и его авторитет носил совершенно непререкаемый характер. И хотя все понимали, что в точности соблюсти его решения не представляется возможным в этих условиях, но сохранялась определенная надежда, что при хотя бы минимальном мире в отношениях Церкви и советской власти, при минимальном затишье гонений, хотя бы какую-то часть реализовать будет возможно. Об этом нам, например, говорит такое обстоятельство, если мы возьмем списки епархиальных и викарных архиереев предвоенного периода, мы увидим такую картину, что в некоторых епархиях – Петроградской, Московской, Нижегородской существуют десятки викариев, то есть помощников правящего архиерея. Их десятки, причем они существуют как бы одновременно, носят эти титулы. О чем это говорит – это говорит о том, что современники готовятся преобразовать эти викариатства в самостоятельные епархии, как то планировал Собор 1917-1918 года, потому что речь на Соборе 1917 года шла об увеличении числа самостоятельных епархий. И в условиях гонений, даже в этих условиях современники делают определенные подготовительные шаги для того, чтобы реализовать эти предписания Собора.

Но вернемся собственно к тем вопросам, которые задают наши современники относительно Собора 1917 года. Прежде всего нужно сказать, что Собор действовал в определенной исторической обстановке, ему нужно было реагировать на те вызовы в отношении церковного устройства, церковного организма, которые выдвигало его собственное время. Одним из существенных таких вызовов была проблема сословности духовенства, вообще устройства российского общества. Сословное устройство достаточно активно разделяло, например, приходское духовенство и епископат, приходское духовенство и мирян. И Собору нужно было уравновесить эти разные группы, и в этом смысле привлечение мирян в состав Собора, и привлечение мирян, и белое духовенство даже в органы высшего церковного управления, в частности в такой орган тогда созданный, как высший церковный совет, который формировался, как из представителей епископата, так из представителей монашества, белого духовенства и мирян и существовал параллельно с Синодом, вместе с ним должен был принимать определенные решения. Это общее представительство решало ту самую проблему разобщенности церковных сословий, церковных групп, объединяло их вокруг одного дела, вокруг одной работы.

Нам очень важно постоянно ставить решения Поместного Собора в тот контекст, в котором он действовал. Если мы будем сравнивать, например, решения Собора 1917-1918 года относительно приходского самоуправления, сравнивать их с той ситуацией, которая сложилась в русской Церкви, в русском обществе в 1917 году в условиях церковной приходской революции, когда миряне фактически явочным порядком осуществляли право выборности, например, право изгнания священников, мы поймем, что даже в этой ситуации Собор действовал, принимал решения достаточно консервативно. Собор превращал на своих заседаниях стихию церковной революции, скажем так, обращал ее в планомерную работу по церковной реставрации, канонической реставрации – по выражению историка Елены Владимировны Беляковой – воссозданию правильного церковного организма в тех условиях, в которые он был поставлен. И этот навык работы по канонической реставрации в заданных условиях – это кажется очень важный урок для нас для того, чтобы понять значение Собора, как такого очень важного исторического события в истории России и русской Церкви XX столетия.

Понятно, что многие решения его нельзя перенести механически в сегодняшний день, но именно логику церковного строительства в заданных условиях и нужно изучать, и она может дать очень интересные выводы.

Почему нужно помнить о соборе 1917–1918 гг.

Лектор: Татьяна Черникова, доктор исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь

Мы можем предполагать, что с III — IV веков иконы появляются в Византии и вообще в Римской империи, которая еще, слава Богу, существует до 476 года в качестве Западной и Восточной Римской империи. Появляются иконы, и появляется спор о том, возможно ли изображать Бога, апостолов, святых на досках, с помощью мозаик?

Главная позиция иконоборцев сводилась к тому, что чрезмерное почитание иконы равно идолопоклонству. А поскольку Ветхий Завет запрещал изображение человека и других существ, то традиция, идущая от Палестины, Сирии — восточных районов Византии, собрала довольно много своих сторонников. Мы знаем, что в городе Эльвире в 306 году впервые был наложен запрет на писание икон и вообще их почитание.

Дальше эта волна иконоборчества прокатилась по всему христианскому миру, причем захватила как западную часть Римской империи, так и восточную — арамейскую. На греческом языке Римская империя — собственно Ромейская империя. Слово «Византия» — это изобретение историков, сами жители этой страны так себя никогда не называли.

Если касаться иконоборчества на Западе, то мы знаем, что в VI веке марсельский епископ запретил использование икон в богослужениях, хотя можно было держать их дома. В 726 и 730 годах Лев III, папа Римский, то есть глава западного направления в христианской Церкви, — напомню, что в VIII веке Церковь была еще единой, хотя уже сформировались две ее части: восточная — Греческая и западная — Римская — издал эдикты, запрещающие не только использовать иконы в богослужении, но и держать их дома, и иконы, в общем-то, уничтожались.

Иконоборчество в какой-то момент победило и в Восточной Римской империи, Арамейской империи, где, вообще-то, наместником Бога на земле почитался именно сам император, поэтому его позиция была очень важна. И вот в 30-е годы VIII века на престол будущей Византии вступают именно императоры-иконоборцы. Первым таким императором был Лев Исавр, его дело продолжили его сын Константин и внук, которого тоже звали Лев, но вторым его именем было — Хозар. В этот момент Собор, собранный в 754 году для Восточной христианской Церкви, запрещает поклонение иконам, приравнивает их к идолопоклонству и везде начинается уничтожение икон. Собственно, поэтому до нас практически не дошло древних икон, кроме некоторых икон VI — VII веков, хранящихся в монастыре святой Екатерины на Синае.

Однако большинство христиан оказались не евреями, не восточными жителями, а все-таки греками, римлянами, европейцами, для которых способ выражения через изображение идеи сюжета был очень важен. Поэтому они не сдавались и даже в период пика иконоборчества иконы все равно писались, прятались. И в итоге после смерти Льва Хозара его супруга императрица Ирина, ставшая правительницей империи, решает повернуть колесо истории вспять и прийти к тому, чтобы икона вновь вошла в жизнь христианина, богослужение. Она стала готовить новый Собор, причем со статусом Вселенского, а на Вселенском Соборе присутствуют не только восточные патриархи и иерархи, но и представители Западной Церкви.

Этот Собор состоялся в 787 году и носит название Седьмого Вселенского, или Второго Никейского Собора. Причем собрать его пытались дважды.

Сначала это был новый император Тарасий, который, кстати, был секретарем императрицы Ирины и сторонником иконопочитания. Однако он был очень авторитетным человеком среди христиан, его убедили принять духовный чин, и он правил 22 года и стал знаменитым императором, восстановившим культ почитания икон в Церкви.

Первый раз Собор попытались собрать в Константинополе в 786 году. В зал, где сидели епископы — было их 367 человек, большинство восточные, а также приехали легаты папы Римского — ворвался гарнизон, состоящий из выходцев с восточных районов Арамейской империи, которые были иконоборцами. Они сказали, что если сюда внесут идолов и отменят эдикты императора Константина, отца Льва Хозара, то прольется кровь. И епископы так дипломатично решили разойтись, а Ирина приняла чисто политическое решение: шла война с арабами, поэтому весь константинопольский гарнизон был направлен в Малую Азию воевать с арабами, но там его щедро наградили и распустили. А новый же гарнизон был набран в основном из людей из западных районов: Фракии и Греции, где многие люди относились к иконам или нейтрально, или вообще были сторонниками иконопочитания.

И Седьмой Собор 787 года состоялся и принял решение о возвращении икон. При этом долго спорили, какой им придать статус, и решили, что придадут, так сказать, напоминательный статус: сама по себе икона есть воспоминание об архетипах, священных персонажах, которая просто помогает восстановить какую-то духовную связь с Богом, со святыми, помогает в молитве. Именно в таком контексте и были восстановлены иконы как часть культа христианской Церкви. Правда, иконоборцы сдались не сразу. Фактически окончательный их разгром — признание иконоборческого течения еретическим — случился только в 843 году, то есть почти в середине IX века.

С этого момента иконы прочно заняли свое место в рамках Западной и Восточной христианской Церкви. Правда, опять-таки стоит отметить, что иконопоклонство отвергается обеими Церквями. Иконы надо почитать, а не поклоняться им, потому что поклоняться надо Богу.

В 1054 году произошла великая схизма — окончательный раскол Церквей, продолжающийся до сих пор, когда папа и патриарх обоюдно наложили друг на друга анафему. И появилась Католическая Церковь, что означает Всемирная Церковь, потому что Римская Церковь гордилась как раз тем, что у нее больше покрытие в Европе христианских приходов. Но в ответ Восточная Церковь естественно сказала: «Зато мы ортодоксы», то есть правильная Церковь, истинная Церковь: мы не меняли догматов, принятых на Первом Никейском Соборе. Это слово «ортодокс» в старославянском и русском языке было переведено как «православный» — Православная Церковь. И в рамках православия чин почитания икон был очень серьезный.