Живопись и христианство

Ирина Языкова, кандидат культурологии

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

мы можем сказать, что первое тысячелетие христианского искусства обозначило такую интересную эпоху, когда иконография была тем единственным языком, который связывал всю христианскую ойкумену, можно сказать, от Испании до Грузии. Языки были разные: латиняне, греки, сирийцы не всегда понимали друг друга. Особенно это видно по тому, как переводились документы Вселенских Соборов на разные языки: возникали непонимания, потом что языки были не понятны.

А вот изобразительный язык был понятен. И мы видим: романская Испания или фрески Грузии, искусство Константинополя или искусство Балкан, домонгольское искусство Руси – они все объединены единым пониманием иконографии, единым пониманием иконы, смысла изображения, который не нужно переводить на другие языки. Таково было искусство первого тысячелетия христианской эры.

Потом дороги начинали расходиться, и уже начиная с XIII века Запад и Восток формируют свои, совершенно разные изобразительные системы, которые, впрочем, отражают и богословскую разницу. Потому что догматическое развитие на Востоке прекратилось на Седьмом Вселенском Соборе, который, кстати, утвердил догмат об иконопочитании, что не случайно. А на Западе догматическое движение продолжалось, и это тоже повлияло на искусство. И разница второго тысячелетия христианства между Востоком и Западом объясняется разницей именно богословской, догматической.

Вернемся в первое тысячелетие, где тоже есть много интересного. А интересно здесь то, что искусство отражает еще и отношение к античности, потому что на Востоке новое христианское искусство, сформированное в катакомбах, прорастало, как зерно, сквозь античную культуру и постепенно ее ассимилировало, замещало.

На Западе произошло иначе. Там, как мы знаем, варвары разрушили античную культуру, и наступила так называемая эпоха темных веков. А потом осевшие, ассимилировавшиеся, принявшие христианство варвары вдруг стали возрождать эту античность. Христианство на Востоке заканчивается разрушением Константинополя на самой вершине своего развития. Великое искусство Византии, достигшее в XV веке небывалых вершин, просто погибает под обломками империи, которая уже не могла выдержать турецкое завоевание. А на Западе наоборот, средние века заканчиваются эпохой Возрождения. Возрождения чего? Возрождения античности. По крайней мере гуманисты считали, что они возрождают античность. Поэтому искусство тоже следует этому движению к античности. И после очень примитивных варварских изображений VI – VIII веков уже Каролинги создали более или менее свой вариант общей иконографии. Потом было романское искусство, потом готика, и затем искусство достигло своей вершины в эпоху Возрождения.

То есть это два разнонаправленных потока. Они тоже связаны с тем, что формы искусства, живописи формируются мировоззрением религиозным. Икона, мозаика, фреска в Византии и восточнохристианских странах, тех, которые мы называем православными, развиваются по принципу, заложенному в предыконоборческую эпоху, который отшлифовался в иконоборческий период и достиг вершины в Византии. Этот византийский вариант имеет свои «диалекты» в Сербии, Македонии, древнерусской иконе, Грузии, отчасти даже в романском искусстве. Но потом именно развитие религиозных идей на Западе романскую форму, которая, хотя и варварская, но по иконографии, содержанию такая же византийская, начинает формировать в сторону античной пластики.

Даже отказ Византии от скульптуры в пользу живописи, плоской изобразительности, тоже объясняется именно религиозными соображениями. Во-первых, для ранней Византии статуя была идолом, поэтому от нее отказались, оставив только рельеф. К тому же наш трехмерный мир никак не отражает те представления о многомерности Царства Небесного, который, собственно, и должна изображать икона, и вообще религиозное искусство. Поэтому на Востоке отказались от скульптуры, и торжествует именно живопись в разных ее системах: икона, фреска, мозаика. Особенно любили византийцы мозаику, поскольку она отражает представления о Небесном Иерусалиме. Небесный Иерусалим в книге Откровения Иоанна Богослова описан как город, сложенный из драгоценных камней, чистого золота и прозрачного стекла – это практически описание мозаики. Поэтому византийские храмы часто украшали мозаиками.

А на Западе торжествует скульптура, потому что она дает телесное представление о страстях Христовых, о человеке, его стоянии перед Богом, и, наоборот, уходит живопись. Она заменяется скульптурой, витражом. Еще в романике есть фреска, а уже в готике витраж, и это тоже представления религиозные, представления очень важные, которые формируют совершенно другой образ искусства.

Так накапливается разница Востока и Запада, которая уже к эпохе возрождения развитой античности и эпохе Возрождения на Западе становится абсолютно явной.

Ирина Языкова, кандидат культурологии

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Средние века – это преимущественно религиозная культура. Собственно говоря, светского в ней почти ничего не было. Можно сказать, была народная культура, бытовая культура, но все равно жизнь Средних веков вся пронизана религиозными представлениями, не только представлениями о жизни и смерти, о Церкви или какими-то догматическими представлениями, но и сам быт был пронизан религией. Поэтому все искусство Средних веков религиозно.

Интересно, что его эволюция тоже связана с эволюцией веры. Мы уже говорили, что икона формируется в тот период, когда формируется догматика. Иконография, гимнография, литургика – это все тот комплекс, который формируется примерно в одно и то же время. И с изменениями представление о каких-то вещах или с открытием чего-то нового, мы видим открытия и в области искусства.

Например, если говорить об иконе, то первые иконы – синайские – написаны в том античном натурализме, как это было принято в позднеантичную эпоху. Мы видим почти трехмерное изображение, прямую перспективу, довольно корпусное изображение, яркие краски и так далее, повторю, что это была техника энкаустики. Точно так же, как писались позднеантичные портреты. Но эволюционирует христианская мысль, под воздействием святоотеческой мысли эволюционирует понимание сущности человека, его природы и так далее, и мы видим, что техника иконы меняется. Вместо восковых красок, дающих такую корпусную живопись, появляется техника темперы – это натуральные краски, размешанные на яичной эмульсии, которая дает возможность сделать более тонкий и прозрачный красочный слой, показать духовность человека. Уходит перспектива, появляется плоскостность, вернее, так называемая обратная перспектива, которая развивается не вглубь иконы, а на человека. То есть это перспектива общения, которое развивается между молящимся и образом.

В постиконоборческую эпоху, когда бурная борьба за то, какой быть иконе, быть ли ей, нужны ли иконы в церкви, прошла, мы видим совершенно новый образ. Он наполнен тем же догматическим содержанием, но, поскольку богословие развивалось, например, образ классической византийской иконы сильно отличается от первых синайских икон. Потому что мы видим образы, где фронтальное изображение, прозрачность цвета, нет никакой светотени, а свет исходит как бы изнутри. Где самое главное на лике – это глаза. Где четкая выверенность символики цвета и четкость жестов. Икона превращается в знаковую структуру, в которой каждый элемент пронизан символизмом. Тот самый символизм, который формировался в недрах катакомб, сейчас превратился в удивительную, изящную, сложную систему символов. Они даже не сразу считываются, но при этом раскрывают весь догматический смысл, например, образа Христа.

Христос изображается в одеждах красно-синего цвета, потому что в Нем соединяются две природы: человеческая и Божественная. У Него нимб, и в нимбе крест, потому что Христос приходит из вечности для того, чтоб принести искупление, которое совершается на кресте. Он всегда изображается с благословляющим жестом, потому что в античности это ораторский жест и Христос есть Слово, Которое приходит в этот мир. Но этот жест превращается и в благословение, потому что Спаситель приносит благословение от Отца. И Христос всегда изображается с Евангелием, которое есть учение Самого Христа, и Книга Жизни, в которую вписан каждый из нас. Она может быть открыта или закрыта, но это удивительно емкий символ, который тоже всегда присутствует на иконе.

Если ранние иконы не всегда подписаны, то постиконоборческие иконы всегда подписываются, потому что в иконе Христа ли, Богородицы, святых соединяет всегда слово и образ, имя и образ. Собственно говоря, в древности даже не было традиции освящать иконы: само написание на иконе имени уже освящало образ. И если на иконе написано «Иисус Христос», значит в ней действительно присутствует энергия Самого Господа. Если написано Богородица, значит, через эту икону мы имеем связь с Богородицей. Если на иконе имя святого, значит, она дает нам возможность общения со святым. Это не магия, не идолопоклонство, но та связь веры и искусства, художественного и богословского, слова и его внутренней энергии, которая сформулирована в иконе как произведении искусства.

Для средневекового искусства икона есть высшее выражение веры и высшее выражение искусства

Ирина Языкова, кандидат культурологии

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Когда появились первые иконы. Мы знаем, что есть предание, что первая икона Христа появилась нерукотворным образом. Она связана с исцелением царя Авгаря, который заболел и никто не мог его вылечить. Он посылает своего слугу в Иерусалим, где проповедует учитель, о котором говорят, что он исцеляет больных, воскрешает умерших. Слуга хотел привести его к царю, чтобы тот помог несчастному. Но Господь не мог оставить Своего служения и уйти, тем не менее Он решает помочь царю, просит слугу принести чистое полотенце, умывает лицо водой, отирает полотенцем и отдает его слуге. И слуга видит, что на полотенце отобразился нерукотворный лик Христа. От этого нерукотворного лика исцелился царь Авгарь. Это предание было известно уже в IV веке. Документ о нем принадлежит к VI веку. Но всякое предание имеет свои исторические корни. И этот исторический корень в том, что мы сегодня имеем плащаницу и несколько почитаемых по всему миру нерукотворных образов.

Для чего я так говорю? Потому что если говорить об иконе Христа, то, конечно, Он сам является иконой, как говорит апостол Павел, Христос есть образ Бога невидимого. Он является единственным истинным изображением Самого Отца, Которого невозможно видеть. Отсюда и сама идея изображения. Они не дают нам портрет Христа и т.д., но передают образ, по-гречески «эйкон». Эйкон – это очень глубокое слово, которое передает не просто видимость, а, как скажет Иоанн Дамаскин, видимый образ невидимого. Собственно, это и ложится в основу первых христианских икон.

Первое изображение Христа, которое можно было бы назвать иконографическим, мы находим в катакомбах IV века. Но эти катакомбы уже служили не столько убежищами христиан, потому что это уже период Константина, но все-таки в них продолжали совершать богослужения. То есть когда проповедь Христа стала открытой, появляется изображение Спасителя. Но в IV веке еще не сформировалось то, что мы называем каноном, а вот уже знаменитая синайская икона Спасителя, которая датируется VI веком, показывает нам, что к этому времени иконография Христа уже устоялась.

Иконография Христа формируется ровно в тот же период, когда Церковь собирает Вселенский Собор. Когда она пытается выяснить – в борьбе с ересями, в ответ на их вызовы – как можно сформулировать веру во Христа, Троицу, основные элементы веры, тогда же формируется иконография. То есть догматика и иконография формируются параллельно друг другу. Поэтому в VI веке, когда уже сформулированы основные догматы о природе Христа, Его воле, месте в Святой Троице, тогда появляется и развитая иконография Христа. Синайская икона как раз дает нам этот пример. Хотя есть и другие иконы.

Рядом с иконами Христа мы видим и иконы Богоматери. Та же синайская коллекция дает нам возможность увидеть ранние иконы Богоматери: Богоматерь с Младенцем Христом, Богоматерь со стоящими рядом святыми Георгием и Феодором; икону апостола Петра и т.д. Эти ранние иконы интересны еще тем, что берут свое начало в фаюмском портрете. Напомню, что фаюмский портрет – это позднеантичный погребальный портрет, который клался на саркофаг или вмуровывался в мумию как память об умершем человеке. И техника первых иконы была точно такая же, как эти античные портреты. Эта была техника энкаустики, восковых красок, которыми писали на дощечках, даже часто использовали золото на фоне или золотые венцы, что равносильно нимбу, возникающему на христианских иконах.

Но есть и отличия, и самое главное из них не художественное, а религиозное, что очень важно. Потому что погребальный портрет – это память об умершем человеке, а икона – это всегда свидетельство о воскресении. Христос воскрес, победил смерть, и Его последователи тоже входят в жизнь вечную, поэтому их рисуют уже с точки зрения вечности, смотрящими из вечности, воскресшими. Это знак того, что мы не видим человека телесными очами, но мы знаем, что он жив и он рядом с нами, и икона этому свидетельство.

Эти первые иконы, которые мы имеем еще с доиконоборческого времени V, VI, VII веков как раз те первые иконы, которые свидетельствуют о воскресении. То есть опять же вера, религия преобразует искусство и создает ту форму, в которой выражаются христианские убеждения.

Когда появились первые иконы. Мы знаем, что есть предание, что первая икона Христа появилась нерукотворным образом. Она связана с исцелением царя Авгаря, который заболел и никто не мог его вылечить. Он посылает своего слугу в Иерусалим, где проповедует учитель, о котором говорят, что он исцеляет больных, воскрешает умерших. Слуга хотел привести его к царю, чтобы тот помог несчастному. Но Господь не мог оставить Своего служения и уйти, тем не менее Он решает помочь царю, просит слугу принести чистое полотенце, умывает лицо водой, отирает полотенцем и отдает его слуге. И слуга видит, что на полотенце отобразился нерукотворный лик Христа. От этого нерукотворного лика исцелился царь Авгарь. Это предание было известно уже в IV веке. Документ о нем принадлежит к VI веку. Но всякое предание имеет свои исторические корни. И этот исторический корень в том, что мы сегодня имеем плащаницу и несколько почитаемых по всему миру нерукотворынх образов.

Для чего я так говорю? Потому что если говорить об иконе Христа, то, конечно, Он сам является иконой, как говорит апостол Павел, Христос есть образ Бога невидимого. Он является единственным истинным изображением Самого Отца, Которого невозможно видеть. Отсюда и сама идея изображения. Они не дают нам портрет Христа и т.д., но передают образ, по-гречески «эйкон». Эйкон – это очень глубокое слово, которое передает не просто видимость, а, как скажет Иоанн Дамаскин, видимый образ невидимого. Собственно, это и ложится в основу первых христианских икон.

Первое изображение Христа, которое можно было бы назвать иконографическим, мы находим в катакомбах IV века. Но эти катакомбы уже служили не столько убежищами христиан, потому что это уже период Константина, но все-таки в них продолжали совершать богослужения. То есть когда проповедь Христа стала открытой, появляется изображение Спасителя. Но в IV веке еще не сформировалось то, что мы называем каноном, а вот уже знаменитая синайская икона Спасителя, которая датируется VI веком, показывает нам, что к этому времени иконография Христа уже устоялась.

Иконография Христа формируется ровно в тот же период, когда Церковь собирает Вселенский Собор. Когда она пытается выяснить – в борьбе с ересями, в ответ на их вызовы – как можно сформулировать веру во Христа, Троицу, основные элементы веры, тогда же формируется иконография. То есть догматика и иконография формируются параллельно друг другу. Поэтому в VI веке, когда уже сформулированы основные догматы о природе Христа, Его воле, месте в Святой Троице, тогда появляется и развитая иконография Христа. Синайская икона как раз дает нам этот пример. Хотя есть и другие иконы.

Рядом с иконами Христа мы видим и иконы Богоматери. Та же синайская коллекция дает нам возможность увидеть ранние иконы Богоматери: Богоматерь с Младенцем Христом, Богоматерь со стоящими рядом святыми Георгием и Феодором; икону апостола Петра и т.д. Эти ранние иконы интересны еще тем, что берут свое начало в фаюмском портрете. Напомню, что фаюмский портрет – это позднеантичный погребальный портрет, который клался на саркофаг или вмуровывался в мумию как память об умершем человеке. И техника первых иконы была точно такая же, как эти античные портреты. Эта была техника энкаустики, восковых красок, которыми писали на дощечках, даже часто использовали золото на фоне или золотые венцы, что равносильно нимбу, возникающему на христианских иконах.

Но есть и отличия, и самое главное из них не художественное, а религиозное, что очень важно. Потому что погребальный портрет – это память об умершем человеке, а икона – это всегда свидетельство о воскресении. Христос воскрес, победил смерть, и Его последователи тоже входят в жизнь вечную, поэтому их рисуют уже с точки зрения вечности, смотрящими из вечности, воскресшими. Это знак того, что мы не видим человека телесными очами, но мы знаем, что он жив и он рядом с нами, и икона этому свидетельство.

Эти первые иконы, которые мы имеем еще с доиконоборческого времени V, VI, VII веков как раз те первые иконы, которые свидетельствуют о воскресении. То есть опять же вера, религия преобразует искусство и создает ту форму, в которой выражаются христианские убеждения.

Ирина Языкова, кандидат культурологии

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Первые христиане, надо сказать, не имели никакого искусства, потому что апостолы, ходившие вместе с Христом, ничего не создали. Мы не имеем никаких изображений, и даже когда называем апостола Луку первым иконописцем, это предание. Ни одной иконы от апостола Луки не дошло. Но это не значит, что первохристиане не имели никакого искусства. Наоборот, в течение трех веков, пока христианство было гонимым, христиане не могли строить храмы, не могли создавать какие-т монументальные вещи, внутри христианской культуры зрело удивительное искусство. Потому что само христианское мировоззрение очень образно. Ведь «в начале было Слово», и это Слово стало плотью, и Бог невидимый приходит к нам в виде Богочеловека, Которого можно зреть и можно изображать. Как потом скажет Иоанн Дамаскин: «Тот, Кого мы увидели, Того мы можем изображать». Но изображения Христа появились не сразу.

Искусство катакомб, христианских убежищ, которыми служили римские, неаполитанские и другие кладбища, дают нам удивительное искусство, которое, как брошенное в землю зерно, созревало и дало потом удивительный плод в виде христианского искусства, развивавшегося в течение следующих веков.

Катакомбы дают нам удивительное искусство, которое родилось на кладбищах, но говорит о жизни. Собственно говоря, то, что катакомбы являются кладбищами, с одной стороны, давало христианам возможность скрываться от гонителей, с другой стороны совершать богослужение, с третьей, видеть, как действительно преодолевается смерть. Они хоронят своим мучеников или просто близких и при этом верят в то, что все живы. И именно эта вера в воскресение изображается на стенах катакомб. Вера в то, что Христос пришел и победил эту смерть. Вера в то, что Он дал Свои Тело и Кровь, которыми христиане причащаются и входят в царство вечности. Все эти темы и изображены на стенах катакомб.

Первое свидетельство о христианах в античном мире принадлежит известному писателю Плинию Младшему, который писал императору Траяну о том, что появились некие христиане, странные люди, которые собираются на кладбище и воспевают Христа как Бога. Казалось бы, странная вещь, но здесь говорится о многом. Во-первых, они воспевают, во-вторых, воспевают Христа как Бога. То есть они воспевают Того, Кто победил смерть. Если мы посмотрим, что изображено на стенах катакомб, то тоже все это увидим: евхаристические символы, Христос в виде рыбки – первый символ веры, потому что слово «ихтиос», на греческом языке «рыба», по буквам означает фразу «Иисус Христос Божий Сын Спаситель». Мы видим птиц на ветвях деревьев – символ души в раю, изображения трапез и т.д. Из этих, казалось бы, очень нехитрых изображений рождается тот христианский символизм, который ляжет в основу первохристианских изображений христианских храмов, мозаик и, в конце концов, икон.

Действительно, зерно, упавшее в землю, а катакомбы находятся под землей, вдруг проросло сквозь античную культуру и дало удивительный плод. Уже после Миланского эдикта 313 года, когда император Константин дал свободу христианам, они больше не были гонимы и могли строить свои храмы, все, что было наработано в катакомбах, буквально вылилось на стены храма. То есть за три века, пока христианство было гонимо и христиане не могли создавать ничего большого, из этих небольших изображений вдруг родилось христианское искусство.

Религия, преодолевшая смерть, вера в Христа Воскресшего стала мощной силой, для того чтобы сформировать новый изобразительный язык, новый символический ряд, новое искусство, которое очень сильно отличалось от античного. И первые христиане интересны нам тем, что в условиях, где, казалось бы, искусства и не должно было быть: какое искусство и какая красота в гонениях? Тем не менее размышления о рае, размышления о воскресении, само чтение Евангелия, само богослужение, литургия – из этого всего и вырастает искусство первых христиан.

Здесь мы непосредственно видим, как религия связана и искусством, потому что создавалось оно на фоне совершенно другой жизни. Первые христиане жили в античном мире, в период распада империи. Если мы посмотрим на официальное искусство Римской империи, оно совершенно другое – мощное, сильное, имперское. А тут маленькие росточки, но эти маленькие росточки побеждают это искусство и вытесняют его.

Когда уже после Константина начинают строиться храма, мы видим и «Доброго пастыря», который сначала появился в катакомбах, и изображение рая, апостолов и т.д. Интересно, что иконописное, каноничное изображение Самого Христа появляется уже в IV веке. В катакомбах мы практически не находим изображений Спасителя, потому что сама Его проповедь была скрытой, а когда она стала свободной, тогда и начинает формироваться то, что мы называем иконой Христа. До этого были только символы, знаки, аллегории, намеки, но в них прорастает то, что потом расцветет мощным древом христианской культуры, христианского искусства.