История

Михаил Ведешкин, кандидат исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

 

Юстиниан оставил свое государство в плачевном состоянии. Это была внешне блестящая огромная империя, которая изнутри прогнила. Крестьянство и широкие слои городского населения были разорены непосильными налогами. Население ненавидело империю за ее грубую религиозную политику. Казна оказалась пуста. Армия в полном раздрае, вплоть до того, что нечем было платить жалованье солдатам. Ближайшие преемники Юстиниана: его полусумасшедший племянник Юстин, правивший с 565 по 578 год, его преемник Тиберий Константин, правивший до 582 года, занимались лишь тем, что с трудом латали дыры на теле имперской государственности.

На севере империи, на Дунае появился новый страшный враг – Аварский каганат, который подчинил всем местные тюркские племена, взял под контроль славянские племенные союзы и стал все более и более настойчиво вторгаться на имперские территории. По сути, полоса границ в Придунавье была разрушена. Славянские отряды бесконтрольно проникали на Балканы, вплоть до Пелопоннеса и Коринфа. На европейских территориях Восточной Римской империи образовалось несколько реально не контролируемых Константинополем славянских территорий – склавений, как их называли авторы той поры. Оказалось, что удержать территории, завоеванные Юстинианом на западе, также невозможно.

Уже через несколько лет после окончания готской войны в Италию начинается переселение восточногерманского племени лангобардов под началом короля Альбоина. Разоренная длительным конфликтом Италия, защищаемая лишь небольшими контингентами восточно-римской армии, ничего не может сделать с захватчиками. А императорские войска, постоянно занятые на Дунае и на восточной границе с Персией, отношения с которой тоже ухудшаются, просто не высылаются туда. По сути, к 560 году значительная часть Италии была потеряна, остается лишь округ вокруг Равенны, Рим, Сицилия и южные области Италии.

Отношения с Сасанидским Ираном также испорчены, причем во многом из-за чрезвычайно заносчивой дипломатической линии Юстина II. Он отказывается выплачивать персам причитающиеся им донативы, не посылает причитающиеся подарки, в итоге это приводит к возобновлению войны, которая продлится с небольшими перерывами до 591 года. На оборону восточных границ опять же тратятся огромные средства.

Ко всему прочему территории империи подвергаются постоянным вспышкам эпидемии чумы, которая к началу VII века истребляет до четверти населения Средиземноморья.

Попытки хоть как-то исправить ситуацию, предпринимает император Маврикий, правивший с 582 по 602 год. Император начинает вести строгий режим экономии средств, резко сокращает жалованье солдатам и чиновникам, отступается от идущей еще с диоклетиановских времен традиции разделения гражданской и военной власти. Понимая, что дальние рубежи империи без соединения этих двух ветвей власти не удержать, он создает военные округа – экзархаты в Африке и Италии.

Успешно идут дела Маврикия на восточном фронте. Он заключает союз с тюркским каганатом – новой силой, появившейся в степях Центральной Азии, и вместе с ним выступает против персов.

Положение восточных римлян – византийцев улучшается в связи с тем, что в Сасанидском Иране идет гражданская война за персидский трон. По сути, Маврикий всего лишь поддерживает одного из претендентов – Хосрова II Парвиза и в итоге завоевывает для него отеческий престол в Ктесифоне. В благодарность Хосров Парвиз уступает Византийской империи обширные территории в северной Месопотамии и Армении. По сути, Византия получает все то, за что она воевала на протяжении двух столетий. Решив проблему с персами, Маврикий перебрасывает все войска за Дунай, и ему удастся оттеснить авар, славян за эту великую реку. Дунай снова провозглашен границей империи, но это были последние успехи Маврикия.

Скупость Маврикия приводила к постоянным солдатским бунтам и мятежам, и вот в 602 году армия, посланная за Дунай и принужденная остаться там на зимовку, поднимает мятеж. Во главе этого мятежа становятся грубый солдат Фока. В столице мятеж поддерживают городские низы, недовольные чрезвычайно жесткой фискальной политикой императора Маврикия. Император бежит из города, но в итоге будет пойман сторонниками узурпатора Фоки и казнен. Вместе с ним будет истреблена вся его семья.

 

Сергей Хоружий, профессор философии Института философии РАН

Все лекции цикла можно посмотреть здесь

Исихастсткая практика – это не социальное движение, или течение – это личный аскетический подвиг. Как и святость, исихазм воплощается не в социальных действиях, а в житиях. В житиях подвижников, в их жизненных путях, которые посвящаются духовному деланию. Поэтому очень желательно, говоря об исихазме, не ограничиваться какими-то общими свойствами, общими проблемами, но увидеть какой-либо живой пример жизненного пути исихаста подвижника.

Мы попробуем всмотреться в духовный путь и духовный опыт почти нашего современника – преподобного Силуана Афонского. В своей фактической канве этот путь преподобного Силуана сегодня знаком почти всем русским православным. Но мы попробуем раскрыть эту канву в ее духовном смысле, в ее внутреннем содержании. Итак, преподобный Силуан – русский крестьянин Тамбовской губернии, рожден был в 1866 году. Приехал на Афон, чтобы навсегда там остаться до конца своей жизни осенью 1892 года. В следующем году, будучи 27 лет, он испытал первое великое духовное событие, которое он сам передал так, я цитирую: «Увидал на месте иконы живого Господа и благодать Святаго Духа наполнила душу мою и все тело». Вот опять цельность исихастской практики. В этом событии Силуан распознал сам опыт подобный как раз Преображению на Фаворе, а также и опыт близкий к другому духовному событию, уже из русской духовной истории, к событию, которое испытал преподобный Серафим Саровский тоже в 27 лет. В летописи Серафимо-Дивеевского монастыря описано подробно словами самого преподобного Серафима это событие. И это соответствие с духовной биографией преподобного Серафима навсегда стало важным для преподобного Силуана. Для него небезразлично было даже и то, что оба они происходили из мест Тамбовских.

Но вслед за этим великим событием, в котором была дана, как Силуан выразился: «Напутственная первая благодать», – вслед за этим настали долгие годы, когда Силуан переживает тяжкие состояния богооставленности. Несмотря на то, что он держал самую строгую аскетическую жизнь, все равно эта богооставленность не уходила. И через целых 15 лет, вот такого трудного опыта, трудов и скорбей, наступает следующее важнейшее духовное событие на пути Силуана – он услышал от Господа всем нам нынче известный знаменитый Силуанов девиз, который он сам называет «Духовным правилом». Услышал правило: «Держи ум свой во аде и не отчаивайся». То была новая паки обретенная благодать. И сам Силуан, и те, кто размышлял над его духовным опытом, начиная конечно с его ученика игумена Софрония, они поняли это правило, как призыв к крайнему смирению. Софроний пишет так: «Правило означало, что весь подвиг должен быть направлен на стяжание смирения». Но Силуану ясно было, что это очень-очень особое, углубленное смирение, такое смирение, которое требует постоянно обращать ум к судьбе умерших, требует переживать и постигать свою общность и связь со всем сонмом ушедших, и к их скорбной участи.

И здесь из такого осмысления духовного правила выстраивается постепенно следующий этап духовного пути Силуана. Из напряженных размышлений над этим правилом, рождается постепенное продвижение к новым формам молитвы. У Силуана складывается особая «молитва за мир», как он говорил, молитва за народы, за всех усопших, как мы уже сказали, но также и за живущих, и за тех, кому еще только предстоит появиться на свет, то есть за все совокупное человечество, включая тех, кого еще нет на свете, которые только еще появятся и тоже испытают ту же участь смертных. То есть, такая молитва означает, что в духовном опыте Силуана вырастают соборные и больше того, космические измерения. Молитва делается соборной и космической молитвой. И это совершенно создает свою особую духовную атмосферу, в такую молитву по-своему тоже вовлекается все человеческое существо и переживает человек то, что Силуан назвал «сердечной болезнью за всю вселенную». Здесь сразу можно увидеть духовную преемственность с православной аскетикой древних этапов. Еще Исаак Сирин тоже говорил о любви милующей, любви ко всей твари, любви соборной и космической. У Силуана обнаруживаются те же углубленные черты духовного опыта.

И вот в этот опыт еще одна существенная, очень Силуановская деталь, важнейшей, может быть ключевой деталью входит любовь к врагам. Согласно Силуану именно наличием любви к врагам проверяется, удостоверяется стяжание благодати. Как Силуан говорит: «Любить врагов без благодати мы не можем», – поэтому здесь любовь к врагам выступает, как своего рода критерий, оселок подлинного православного опыта. За обретением любви к врагам, если этот опыт обретен, то доподлинно человек стяжает благодать и соответственно он вступает уже в опыт преображения.

В итоге в полном согласии с учением афонских исихастов XIV века, опыт Преображения, созерцания фаворского света, стоит и в начале, мы помним о первой напутственной благодати Силуана, она была тоже связана с Преображением, опыт Преображения оказывается альфой и омегой, началом и концом духовного пути преподобного Силуана.

Несомненно, опыт Силуана – это опыт высших ступеней исихастской лествицы, но печать смирения великого Силуана в том, что он сам всегда стремился говорить об этом опыте на очень простом языке, который привыкли связывать с низшими ступенями духовной лествицы. И поэтому высота духовных деяний Силуана тоже далеко не сразу и не всеми была распознана. Но теперь все это уже произошло, мы видим, что в опыте преподобного Силуана многие древние исихастские начала, такие, как смирение, плач, любовь к врагам, они как-то по-своему удивительно обновляются, предстают в каком-то новом ракурсе, который неожиданно оказывается крайне современным, отвечающим нашему сегодняшнему миру и опыту.

Поэтому почитание преподобного ныне постоянно растет и не только в православии, но и во всем христианском мире. Митрополит Иоанн Зизиулас – наш современник сказал так: «Опыт Силуана крайне ценен и нужен для противостояния грозящей современному миру трагедии пустоты и ничто».

Анастасия Занегина, специалист по кельтскому искусству

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Кельтский мир невероятно богат воспоминаниями о религии и мифологии. Надо сказать, что религиозные и мифологические представления тесно спаяны. Главными мифологическими источниками являются кельтские эпические сказания – саги, первые записи которых относят к IX веку. Гай Юлий Цезарь в «Записках о галльской войне» сообщает, что кельтские народы поклонялись Венере, Меркурию, Юпитеру, то есть он попросту отождествляет кельтских богов с родными ему римскими божествами. На самом деле, у кельтских богов существовали свои особые имена и исключительные функции, о которых мы сейчас и поговорим.

400 имен кельтских божеств, примерно столько известно на сегодняшний день. Но большинство из них упоминаются в текстах лишь единожды. Как правило, это божества какой-то конкретной реки или какого-то отдельного племени. Важно, что единого пантеона богов у кельтов не существовало. То есть у них не было своего Олимпа, так же, как не было и отдельного собрания мифов.

Ирландская мифология сильно контрастирует с другими мифологиями, несмотря на общие параллели. Например, в кельтской мифологии совершенно отсутствуют данные о космогонических мифах. Что такое космогонические мифы? Это мифы, когда из хаоса происходит земля, которая затем рождает ночь, небо и свет. Так же в кельтской мифологии отсутствуют данные об эсхатологических мифах – от слова «эсхатос», что означает «последний» – это мифы о конце времен. Наилучшим примером такого мифа является скандинавский «Рагнарёк» – гибель богов. Боги кельтов никогда не жили на какой-либо горе или на небесах, они обитали либо под землей, либо на земле, но чаще всего за морями, на каких-либо островах.

Главными источниками по всей кельтской мифологии являются, конечно же, кельтские саги. Из них мы узнаем, что основная группа кельтских богов называется племенами богини Дану. Богиня Дану, чье имя переводится как богатство или процветание, признавалась прародительницей, матерью всех богов. Среди которых хтонический бог Дагда или бог света Луг, который является любимым богом всех кельтских народов. Он был известен и в Британии, и в Галлии, и в Шотландии, и в Ирландии. Так же Луг считается покровителем всех искусств и ремесел. Именно ему посвящен один из самых главных кельтских праздников – Лунаса, что в переводе означает «собрание бога Луга».

Назову еще три главных кельтских дня – праздниками их назвать довольно сложно – это ключевые дни кельтского календаря. Первый праздник – Имболк. Он приходился на 1 февраля и знаменовал начало весны. Второй знаменательный день для кельтов назывался Самайн и приходился на 1 ноября – это самое таинственное время кельтского календаря. Он знаменовал конец года, переход к чему-то новому. Все основные события кельтских преданий и кельтских саг приходятся именно на Самайн. Это некое время безвременья, когда границы между иным миром и миром земным становятся особенно проницаемы. В христианизации этот день совпал с днем всех святых. И, наконец, последний знаменательный день для кельтских народов – это первомайский праздник начала лета, который назывался Белтайн.

Еще один известный общекельтский бог – это Огма, бог красноречия, мудрости и поэзии. Считается, что имя родственно названию древнего дохристианского алфавита кельтов – Огаму. У кельтов существовал также и бог-врачеватель, которого звали Беленус. Его именуют римским Аполлонов, и имя его родственно названию растения белена, которое является ядовитым, но входит в состав некоторых лекарственных средств даже сейчас. Латинское название белены звучит как «херба апполинарис» – «аполлонова трава», что еще раз подчеркивает аналогию римского и кельтского богов.

Теперь о пространственной картине мира. В вертикальном ее членении магистральную роль играет мировое древо – некий поликультурный символ. Известен культ пяти священных деревьев Ирландии, и, согласно преданиям, из семян мирового древа и произошли эти пять священных деревьев: три ясеня, тис и дуб. Как уже известно, из моего рассказа, число пять является для кельтов ключевым.

Если мы говорим о стихиях, то главенствующая роль отводилась стихии воды. У кельтов были распространены священные источники, священные ручьи. Интересно, что вода в источниках оценивалась положительно, она могла одарить красноречием и мудростью. В то же время океанская вода ассоциировалась с демоническим, злым началом. Посреди океана располагался потусторонний мир в различных его ипостасях. Так на западе располагались острова блаженных, где царила вечная молодость и изобилие. А, например, на севере, который традиционно ассоциировался с забвением и смертью, находились острова, где жили злые существа кельтской мифологии, которые назывались фоморы.

У кельтов существовал и свой особый Аид, бог подземного царства, которого звали Фермунус. Это рогатый бог, он изображался сидящим в позе лотоса с оленьими или бычьими рогами, на которых располагались торквесы – особые ожерелья, отличительный знак кельтских народов. Он был повелителем подземного царства, которое традиционно ассоциировалось с циклами возрождения и умирания природы.

Наследие кельтской мифологии продолжило существовать в фольклорах Уэльса, Шотландии, Ирландии, острова Мэн, Корнуолла и других районов устойчивого сохранения кельтской культуры и кельтского языка, что существенно обогатило европейскую литературу.

Анастасия Занегина, специалист по кельтскому искусству

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

 

Название Кельтская Церковь характеризует особенности организации церковной жизни в Ирландии, Шотландии, Британии, Уэльсе и других кельтских областях в первые века распространения христианства в этих регионах. Кельтское христианство – это соответственно та ранняя форма христианства, которая господствовала на территориях, которые я назвала ранее.

Надо сказать, сразу, что после IX века Кельтская Церковь уже начинает терять свою самобытность за счет прихода на Изумрудный остров различных уставов, канонов, иконописной традиции и иных церковных обычаев Римской империи. Интересно, что Кельтская Церковь никогда не определяла себя, как оппозиционную по отношению к Римской Церкви. Романизация Кельтской Церкви происходила постепенно, но мы поговорим об особенностях Ирландской Церкви, которые определяли ее своеобразие.

Христианизацию Ирландии конечно же связывают с деятельностью святого Патрика. Становление христианства в ирландских землях приходится примерно на IV-VIII века. Кстати, интересно, что Ирландия обрела статус христианской страны без каких-либо серьезных кровавых распрей, поэтому там вообще нет мучеников. Обращение ведущих кельтских языческих сословий, таких, как филиды – придворные поэты и друиды – кельтские жрецы в христианскую веру предоставили Церкви Ирландии в распоряжение настоящих интеллектуалов. Таким образом органично слилась друидическая и христианская традиции. Особенно ярко это проявилось в литературе, ведь с появлением монастырей начинают набирать обороты письменность, а монастыри становятся главными центрами культурного просвещения. Таким образом в течение трех с половиной веков, примерно до нормандских вторжений в ирландские земли в конце VIII века, ирландское христианское общество было отмечено большим количеством миссионеров и образованных людей.

Ирландской Церкви на протяжении нескольких веков прививали римские нормы, в особенности тонзуру и счет даты Пасхи. Вот об этом немножко поподробнее, потому что именно в этом и заключается два главных отличия Кельтской Церкви от религиозных практик Рима. Первое отличие – это особая пасхалия, то есть методика расчета даты Пасхи. Ирландские монахи придерживались старинного исчисления пасхальной даты, которое было отменено Римской Церковью. Важно, что это не означало какого-либо неприятия со стороны ирландцев, римского церковного господства, а просто обусловливало своеобразие Кельтской Церкви. Второе отличие Кельтской Церкви – это особая форма тонзуры. Тонзура – это постижение волос в знак принадлежности Церкви. У католических монахов была выбрита макушка. Ирландские же монахи переняли обычай друидов, они сбривали волосы от уха до уха на темени. То есть здесь мы видим отражение влияния язычества.

В VI веке в Ирландии получают распространение епитимийники, где указывались различные грехи, способы и сроки покаяния. Здесь мы наблюдаем синтез светского и церковного прав, а также борьбу иерархов Церкви с отдельными особенностями ирландского общества в котором был силен языческий элемент. Так, соглашаясь с принципами традиционного законодательства по которому тот, кто нанес кому-то какую-либо травму, должен был оплатить лечение и уход за тем, кого он ранил. Составители епитимийников настаивали на обязательном церковном покаянии. Наиболее распространенными формами епитимьи были отлучение от причастия, дополнительные посты, а также пение псалмов. Важно, что епитимийники получают распространение и в европейских странах и именно благодаря этим ирландским образцам.

Теперь о структуре Кельтской Церкви. Основной структурной единицей было городское поселение. В исторических документах это поселение именуется также церковью, градом, или монастырем. Главной административной территориальной единицей назывались так называемые монастырские парухии. Парухия – это особое ирландское образование – это федерация церквей и монастырей, которые возводили свое возникновение, происхождение к какому-либо святому и его последователям. Так как в Ирландии не существовало как таковых городов, где были муниципальные институты управления, как в Риме, где базировалась епископская власть, епархии располагались именно в монастырях. Церковные поселения были также экономическим центром, а не только местом пребывания духовенства. Вокруг них селились крестьяне, ремесленники и арендаторы церковных земель, таким образом монастыри оказывали серьезное влияние и на духовную, и на общественно-политическую жизнь.

Теперь о системе церковных должностей. Важнейшей из них была должность аббата – настоятеля церковной общины. Часто аббат одновременно являлся и епископом, а также управляющим церковным имуществом. В VIII и IX веках настоятель церкви считался наследником святого основателя, что и оправдывало его безграничные полномочия. Вторая по назначению была должность заместителя аббата – преемника настоятеля. Были также знатоки Библии, существовала особая иерархия ученых, внутри которой были различные специализации, например, мудрец канонов, или муж чтения. В крупных общинах важной должностью была должность начальника школы. В исторических документах говорится также о привратниках, главах общин монахов, упоминаются также и менее значительные должности, такие, как звонарь, или глава певчих.

И напоследок хочется рассказать еще об одной особенности Кельтской Церкви, которая касается изгнания. Изгнание считалось главным серьезным наказанием, практически смертным приговором. Однако многие служители Церкви добровольно покидали свои общины, так поступали чтимые ирландские святые, в том числе святой Колумба, который проведя много времени в уединении, отправился в Галлию, проповедовать Священное Писание. Также на развитие богословия в эти времена оказали огромное влияние ведущие ирландские интеллектуалы и в первую очередь Иоанн Скотт Эриугена – известный философ, богослов и переводчик.

 

 

Михаил Ведешкин, кандидат исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

 

Правление Фоки продлится восемь лет – с 602 по 610 год. Это человек, которого за жестокость и дикость нравов его современник Феофилакт Симокатта называл не иначе, как кентавром. Он запятнал себя самыми ужасными преступлениями, кровавыми расправами, истреблениями всех несогласных.

Ситуация на границах империи резко ухудшается. Авары оставляют договор, подписанный с Маврикием, и вновь начинают вторгаться на Балканы. На Востоке шахиншах Хосров Парвиз, притворно горюя о смерти своего благодетеля Маврикия, приютил при своем дворе псевдо-Феодора, юношу, который представлялся сыном убитого византийского императора. Под знаменами этого псевдо-Феодора Хосров II объявляет войну как бы узурпатору Фоке с целью вернуть законного наследника на престол, на самом деле это просто очередная война Персии и Византии с намерением отбить территории.

Война на западном и на восточном фронте идет для Фоки очень неудачно. Почти вся провинциальная знать резко негативно относится к правлению узурпатора. В итоге от него откладывается Карфагенский экзархат. Карфагенский экзарх Ираклий перестает посылать в Константинополь хлеб и гарнизоны. К Карфагену вскоре присоединяется Египет.

Из Египта и Карфагена в 610 году на имперскую столицу выступает крупная эскадра под знаменами сына экзарха Ираклия – Ираклия Младшего, который захватывает и казнит Фоку, и становится новым императором Византийской империи и основателем новой Ираклийской династии.

Ираклий был исключительно деятельным и толковым администратором, талантливым и храбрым военачальником, неоднократно самостоятельно участвовавшим в битве на передовой.

Тем не менее в первые годы его царствования ситуация на границе остается просто катастрофической. По сути, авары отторгают от империи едва ли не весь Балканский полуостров. Персы захватывают всю Сирию, Палестину и Египет. Если раньше персы устраивали лишь грабительские экспедиции в эти области, то теперь речь идет о переподчинении этих обширных и богатейших регионов империи Персидской державе.

Ситуация в Малой Азии не определена. По сути, персидские полководцы совершенно спокойно доходят до Халкидона, который расположен ровно напротив пролива Босфор. В особо критические моменты император Ираклий мог видеть, как на востоке от его столицы вьется дым над шатрами аварского кагана, заключившего союз с персами, а через пролив, в Халкидоне блестят медью шлемы персидской армии. Однако империя с огромным напряжением сил переживет и это. Две осады Константинополя аварами, славянами и персами будут отбиты, во многом благодаря контролю византийцами над проливом и наличием у них мощного флота.

В дальнейшем, в 20-е годы Ираклий произведет мощнейшее контрнаступление в Малой Азии и Армении. Сформировав новое войско на национальной основе, это уже не наемники, заключив союзы с закавказскими племенами тюрок, прежде всего хазар, Ираклий обрушивается на Персидскую империю с севера, в двух сражениях разбивает персидскую армию. Величайшим из них стало сражение при Ниневии, древней и разрушенной столице Ассирийской империи, и, по сути, ставит Персию на колени. Война, длившаяся 26 лет – с 602 по 628 год – заканчивается победой Ираклия. Однако эта победа была достигнута очень дорогой ценой.

Восстановление контроля над Сирией, Египтом и Палестиной было исключительно трудным делом. Местное, в основном монофизитское и иудейское население не хотело вновь возвращаться под византийское иго. Правление относительно веротерпимых персидских царей было для них благом. В итоге установление своей власти, а точнее возвращение византийской власти на эти земли будет сопровождаться масштабнейшими репрессиями, которые будет проводить Ираклий.

Города пришли в упадок, население еще больше сократилось, торговля замерла. По сути, и Византийская империя, и Персия в этом противостоянии нанесли друг другу смертельные раны. Когда буквально через несколько лет из пустынь южной Аравии на их границы нахлынут войска арабов под зеленым знаменем пророка, ни византийцам, ни персам уже не хватит сил что-то противопоставить новому движению, подпитываемому религиозным фанатизмом.

В конце правления Ираклия арабы отторгнут от Византии Палестину, Сирию и Египет. При его наследниках под их власть перейдет Северная Африка. Владения византийцев в Италии сократятся еще больше. По сути весь Балканский полуостров будет потерян и оккупирован славянами. От некогда великой мировой державы останется едва ли более трети ее территории.

Всерьез изменится национальный состав Византии. Теперь это не будет полиэтническая и поликонфессиональная держава. Основную часть населения теперь будут составлять греки, армяне и славяне. Сложные религиозные споры уйдут в прошлое: отторжение монофизитских территорий от Византийской империи приведет к отпадению необходимости искать примирения с монофизитами. Поэтому Шестой Вселенский Собор окончательно осудит монофизитскую доктрину. Халкидонизм станет до конца существования империи ее официальной идеологией.

В катастрофах VII века рождалось новое общество и новая, уже полностью средневековая Византия, разговор о которой, по сути, представляет собой разговор о совершенно другом государстве.

Иерей Антоний Лакирев, специалист по Новому Завету

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Христианство и сейчас феномен чрезвычайно молодой, новый и только начинающийся, а уж тогда, почти две тысячи лет назад, это было вообще неожиданное явление, и мало кто вообще мог ориентироваться в том, где правда и неправда. Единственным якорем, тем, за что держались эти люди, были рассказы об Иисусе, то, что они передавали из уст в уста, редко что удавалось хранить в письменной форме. Поэтому в каком-то смысле неудивительно, что из окружающего мира культуры в Церковь все время пытаются просочиться какие-то вовсе чуждые идеи и практики.

Еще нет твердого понимания, как отличать «наше» от «ненашего», правильное от неправильного, поэтому иногда кажется, что это совершенно нелепый взгляд, который надо бы отвергнуть, но для христиан того века это всегда происходит через некоторый душевный труд.  Меньше в I и гораздо больше во II и III веках почти в каждой крупной христианской общине мы видим, как приходится обдумывать и конкретизировать свои взгляды, свои представления о правде Божьей и о Христе перед лицом того, что в конечном итоге начинают называть заблуждениями, разных глупостей, которые так или иначе просачиваются из окружающего мира.

Люди думают о своих взглядах и формулируют их, глядя на Христа, не из общетеоретических положений. Здесь еще не развивается никакой страшно сложной и многотомной религиозной философии, здесь люди смотрят на Христа и думают о том, где правда и где нет. И, как правило, отвергают взгляды, которые не соответствуют их вере, именно таким довольно простым путем. Это очень важная вещь – христиане того времени учатся думать, учатся формулировать свои взгляды, очищать их от каких-то неточностей, человеческих заблуждений. Как выражается апостол Павел: «Бойтесь, чтобы кто не увлек вас бабьими баснями». Для того чтобы этого действительно избегать, становится нужным научиться дискурсивно говорить о своей вере, рационально осмысливать ее.

В первые три столетия этот путь еще только начинается. В условиях возникших гонений для христиан было чрезвычайно важно самим себе ответить на вопрос, что происходит, почему происходит этот непримиримый конфликт с окружающим миром и как к этому относиться Как, например, относиться к власти? Но и как относиться к людям, которые не являются государством и тем не менее тоже ненавидят христиан. «За Тебя убивают нас каждый день», – говорит псалом, и христиане знают об этом. Но все-таки необходим некоторый ответ на то, как это все выглядит перед лицом Бога, перед лицом смерти и воскресения Христова, для христиан первых веков чрезвычайно важно. И здесь тоже есть поучительные вещи, которые они тогда для себя поняли и которые важны для нас.

Во-первых, представление о том, что никто не имеет права посягать на человеческую совесть. Собственно, свобода совести – это завоевание христиан, которые завоевывали ее для себя. Если бы не мы, его бы не было в этом мире.

Второе, что чрезвычайно важно, – это то, что можно назвать функциональным отношением к государственной власти. Христиане первых столетий отказались считать осмысленной претензию цезарей на власть хотя бы в духовной сфере. Да, пишут апостолы в своих письмах, конечно, власть нужна, для того чтобы человеческая жизнь не превратилась в хаос и чтобы мы не были похожи на стаи гиен. Это упорядочение жизни – вещь ценная, но при этом, как пишет Павел, нет власти, если она не от Бога. Если она от Бога, тогда эта власть имеет право на существование. А если это плод человеческого безумия, нет. И Римская империя долго, до самого конца не могла простить христианам этого несогласия обожествлять даже не столько цезарей, сколько сам феномен власти. Христиане согласны считать его необходимым, это само собой разумеется, нечего и обсуждать.

И, наконец, еще очень важный момент, который наблюдается в первые столетия, – это постепенное исчезновение почти, а, может быть, и всех перегородок. Внутри христианского мира возникает такая своего рода христианская глобализация, которая подразумевает, что не имеет значения ни происхождение человека, ни его национальность, ни социальный статус и т.д. Об этом пишет еще апостол Павел в середине I века. Но потрясающие и поразительно то, что это не остается идеей для христиан I века, и вполне нормальной ситуацией является, когда на западе христианской империи лидером христианской общины становится человек, родившийся на персидской границе. На севере знаменитым членом общины становится человек, родившийся в египетской пустыне, потому что все эти люди чувствуют себя учениками одного и того же Иисуса Христа. И их взаимоотношения со Христом гораздо важнее всего остального, что так или иначе разделяет и даже определяет нас в этом земном пространстве.

Мне кажется, что самое удивительное – это умение христиан первых столетий придерживаться подлинной иерархии ценностей. Отношения с Иисусом на первом месте, все остальное – следствие, конечно, оно тоже важно, но не настолько. Это драгоценный навык, без которого, на самом деле, очень трудно быть христианином.

Анастасия Занегина, специалист по кельтскому искусству

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

 

Поговорим о том, как жили кельтские монахи. Наилучший тому пример – монашество в Ирландии. Возникновение монашества в ирландских землях традиционно связывают с миссионерской деятельностью святого Патрика. Известно, что креститель Ирландии в V веке основал несколько монашеских общин в Ирландии, позже наступило время образования монастырей в Уэльсе, Корнуэлле и других кельтских регионах.

С именем святого Патрика связан в первую очередь монастырь Арма в Северной Ирландии в Ольстере. Это главный духовный центр Ирландской Церкви. Еще одним знаменательным центром, миссионерским центром кельтского христианства и грандиозным скрипторием был Айона – монастырь на одноименном острове, который основал святой Колумба в VI веке.

Святой Колумба – это один из самых почитаемых ирландских святых, наряду со святым Патриком и святой Бригиттой. После того, как ему исполнилось 40 лет, он отправился проповедовать Священное Писание в другие кельтские регионы, где основывались монашеские общины. Отправился проповедовать он не один, как святой Патрик, а с некоторыми своими последователями. Колумба сам являл пример строжайшего аскетизма. Его тянуло к уединенной жизни, несмотря на то, что он был проповедником и часто покидал монашеские поселения. Даже собственную кончину он решил принять в одиночестве, он удалился в горную пещеру и там отошел к Богу. Одно из его особенных достижений заключается в том, что он и его ученики перенесли монашество Ирландии в шотландские земли.

После смерти Колумбы, сменявшие друг друга аббаты контролировали монашеские общины и в Шотландии, и в Ирландии. Ирландские монахи отличались своим предельным аскетизмом и ученостью, их общины создавались в самых мрачных и темных местах западного христианского мира, где отсутствовала городская цивилизация. Существовали так называемые ирландские общежительные монастыри – своеобразные монашеские коммуны, которые назывались киновии. Они включали множество отдельных келий, в которых либо жил один монах, либо их небольшая группа. Рядом с кельями иногда строили небольшие часовни, где читались длительные службы. Киновии были каменные и деревянные. Каменные кельи были треугольными, или овальными по форме из-за чего их и называют «кельи-ульи». В Ирландии и Шотландии сохранились образцы таких построек, поэтому у нас есть возможность увидеть эти незамысловатые, но уникальные архитектурные образцы. Помимо часовен были также и другие постройки – это трапезные, кухни, мастерские, и все они были небольшие по размеру. Монастыри окружались рвом для защиты от врагов.

Конечно несмотря на существование общежительного сообщества, ирландские монахи гораздо сильнее чтили аскетизм, уединение, анахоретскую форму монашества. Часто монахи жили предельно аскетично, пустынниками, однако часто возвращались в свою общину, к своим братьям. Кстати, на ирландское монашество сильно повлияли образцы монашеской жизни в Вифлееме, Сирии, и особенно в Египте. Однако существовали и те, кто всю жизнь оставался отшельником. Ирландские монахи вели строжайший образ жизни и большое значение придавали умерщвлению плоти, практически не спали, а количество пищи было минимальным.

Существовали разнообразные аскетические практики – чтение Псалтыри и иных молитв, стоя в ледяной воде –в каком-то источнике, или в пруду, строгие посты, ношение вериг и самобичевание. Теперь о пище. Традиционной пищей были овощи, хлеб, порой рыба, пили как правило только воду, реже молоко. Особенно тяжело приходилось тем, кто жил отшельником, одиночкой. Конечно же многие кельтские подвижники и вовсе воздерживались от еды по несколько дней. Пост вообще считался обязательной составляющей аскетической формы монашеской жизни.

В монашеских поселениях Ирландии, да и других кельтских областях были распространены разнообразные формы молитвы. Это чтение псалмов с определенными видами покаяния и поклонения – это коленопреклонение, земные поклоны и так называемые «крестные бдения» – это стояние с распахнутыми руками в виде креста. Среди ирландских монахов были и особые люди, которые назывались «Божьи друзья», или «друзья души» – это такие духовные наставники, которые кстати занимались наставничеством не только монахов, но и мирян. Они определяли нормы поведения, устанавливали наказания и помогали во всевозможных жизненных трудностях.

Ирландское монашество со временем расширяется, появляются лавры. Некоторые братии состояли из пяти-шести тысяч человек. Еще одной особенностью кельтского христианства стали нормы монашеской жизни. Было распространено паломничество, изначально в виде анахоретского движения, которое затем переросло в пастырское и миссионерское. Так, обращение пиктов и англосаксов – это несомненная заслуга миссионеров Ирландии. Деятельность кельтских миссионеров была засвидетельствована во многих отдаленных регионах, в том числе, и в Киевской Руси.

 

Тимофей Китнис, историк, богослов, руководитель паломнического культурно-просветительского центра ап. Фомы в Европе

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

 

Иконоборческий кризис, который разразился в восточной Церкви, в Византии в начале VIII веке и закончился только в середине IX века в 843 году – это некий этап, некий период, который имеет несколько аспектов. Прежде всего – это аспект богословский, есть там безусловно и эстетическая философия образа, есть также и политический. Но мы рассмотрим, наверное, прежде всего богословский аспект, потому что он наиболее интересен и важен в том формате, в котором мы о нем рассуждаем и общаемся именно здесь. Надо сказать, что иконоборческие споры об иконопочитании, они являются неким таким завершением, когда они завершились, христологических споров, отчасти, которые начинаются в IV веке и размышляют о том, кто же все-таки был Христос, кто Он был в большей степени, сколько воль действовало во Христе. Понятно, что Он был Бог и человек, но была ли одна божественная воля, или все-таки была воля в равной степени и божественная, и человеческая, или что-то такое там было больше, и божественная воля на каком-то этапе более доминировала, чем человеческая. Эти все споры, которые в принципе обнимают жизнь христианской Церкви от Первого вселенского собора и до Седьмого, они в итоге и вылились в начале VIII века в такой тяжелый период, как иконоборчество.

Как он начинается и вообще, почему он произошел? Начинается это с правления императора Льва Исавра в Византии, сам он вышел из монофелитской среды и очень осторожно с самого начала начал проводить политику притеснения иконопочитания. Сначала иконы подняли, по его приказу, на высоту, чтобы их невозможно было целовать, невозможно было полноценно, согласно православной традиции их почитать, а потом стали их выбрасывать, уничтожать. Почему это произошло? Безусловно были уже в начале VIII века многочисленные свидетельства того, что к иконам подчас относились, как к некоему фетишу, то есть почитание было магическим. К примеру, была такая традиция, многие не принимали Святые Христовы Тайны, не возложив их предварительно на иконы. Многие священники, некоторые священники, соскребали краску с икон и добавляли ее в Плоть и Кровь Господню, то есть в святую чашу. Конечно с этими вещами надо было бороться, но все-таки основная идея, на что ссылались иконоборцы, почему началось гонение – это, конечно, следующее – они говорили о том, что, во-первых, ссылались на второзаконие о том, что нельзя сотворить себе кумира и говорили о том, что сотворено руками человека, тому поклоняться нельзя. В этом смысле святые мощи, то, что не было как бы сотворено человеком, они формально не преследовали, но только формально. На самом деле, как писал Карташов: иконоборчество – это попытка первой реформации в каком-то смысле слова, но только в рамках Византии и в рамках VIII века. Поэтому де факто очень многие мощи были уничтожены, они были куда-то сосланы и даже более того, так как таким форпостом, авангардом иконопочитания было монашество – монашество тоже преследовалось. То есть, это в чистом виде лютеранство, в чистом виде протестантство, но только опять же в Византии VIII века. Карташов приводит такой факт, только в Италию эмигрировало более 50 000 человек, то есть монастыри разорялись, монахи иконопочитатели предавались непосредственно подчас и мученической кончине, были исповедниками, ссылались, уродовались. Даже в темницах образовывались монастыри исповедников, до 300 человек собиралось вместе, они там молились и проводили такую подчас, хоть и в тюрьме, но монашескую жизнь.

Тут же конечно возникла, как только начался иконоборческий кризис, тут же возникло и осмысление того, что же в принципе мы почитаем. Надо понимать, что спор об иконах – это не спор об эстетике, это не спор в рамках религиозного искусства – это прежде всего все-таки богословие. Православным и наиболее ярким выразителем догматики о почитании икон является конечно святой Иоанн Дамаскин. Как это ни парадоксально, он опять же находился и занимал очень высокую должность при халифе Дамаском и защита святых икон опять же шла из мусульманской территории, что является также парадоксом. Именно он совершенно четко формулирует тот фундамент, на котором потом базируется вся логика иконопочитания. Мы почитаем ни доску, ни краски, как бы искусно они ни были написаны – мы почитаем и воздаем честь первообразу, как писал Иоанн. Когда иконе дается целование, целуется разумеется даже не самое прекрасное изображение, а честь переходит к первообразу. Опять же, иконопочитатели весьма последовательно и твердо проводили ту мысль, что если слово стало плотью и стало видимо, и как писал Иоанн Богослов: «мы осязали его», – то есть притрагивались к нему, его можно было увидеть, то его можно было изображать. Да, безусловно должны быть приняты… необязательно должно было быть обязательное портретное сходство, наоборот разрабатывается со временем очень четкий, достаточно духовный символизм и образа Христа, и Божьей Матери, и святых, но совершенно четко иконопочитатели исповедуют тот догмат, в противовес иконоборцам, о том, что раз слово стало плотью, раз оно пришло и в нем обитало… то есть плоть в форме, обитала вся полнота Христа полностью, телесно обитала, то значит Его можно изображать, к Нему, воздавая честь, можно приникать и более того, получать, как и от святых мощей, такую же пользу, пользу прежде всего духовную. И это опять же очень много в этот момент исповедуется вещей в иконопочитании – это прежде всего о том, что Господь – совершенный Бог и совершенный человек – первое, ну и второе, о том, что подвиг христианский он не был в какие-то далекие времена, не только у святых апостолов, не только у святых средних веков, но и доступен в любое время. Почему – потому что благодать Божья до ныне посылается через святые иконы – это засвидетельствовано очень многими чудесами от икон и до ныне действует и в современной Церкви.

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

 

В 1920-е годы несмотря на некоторую экономическую свободу РКП(б) – партия большевиков все-таки полностью авторитарно управляет внутренними политическими процессами. В стране несмотря на формальное провозглашение основных прав и свобод гражданских не было, естественно, ни свободы слова, ни свободы собраний. И в первой половине 1920-х годов даже, как известно, закрываются внутрипартийные дискуссии. То есть страна постепенно переходит от авторитарного режима в сторону режима тоталитарного. Резко ужесточается цензура. Большевики – это безусловно люди крайне идейные и те, которые боролись максимально со своими идеологическими врагами. В основе большевизма, как вы знаете, лежит материалистическое учение марксистской философии и разумеется основными врагами были представители в первую очередь религий. В первую очередь, естественно Православной Церкви, как Церкви фактически государственной в Российской империи.

Гонения на Церковь начинаются практически с самого начала, несмотря на то, что все-таки большевики разрешают избрать патриарха Тихона. С патриархом Тихоном фактически изначально у них начинает происходить конфликт. Известно письмо патриарха Тихона 1918 года, где он очень жестко критикует большевистский режим, где говорит, что они вместо хлеба подали камень, обещали одно, а в результате дали совершенно другое и он очень негативно оценивает эту политику полной информационной замкнутости и полной цензуры – отсутствия любых форм дискуссии в обществе. Далее, как известно, сам Ленин был яростным антиклерикалом, выражаясь опять-таки современным термином. Известно его высказывание 1921 года о том, что чем больше представителей реакционного духовенства мы сможем уничтожить, тем лучше. И к этому переходят уже в 1922 году. Да, страна, еще раз подчеркну, разорена и большевики начинают экспроприацию церковных ценностей. Как вы понимаете, экспроприация для большевиков, что это такое – это грабь награбленное. То есть это то, что якобы забирается для народа. И церковные ценности расхищались со страшной силой, расхищались они очень грубо, снимались драгоценные оклады с книг, с икон, при этом и книги, и иконы зачастую просто уничтожались, сусальное золото с церквей, разрушались храмы в большом количестве.

В частности, в этом отношении очень характерна история, связанная с Соловецким монастырем. В 1922 году туда прибывает пароход с чекистами, которые его просто поджигают. Зачем они его поджигают – они его поджигают потому, что расхищали церковные ценности, сами понимаете и сами большевики и для того, чтобы скрыть следы своего преступления даже перед большевистской властью они это делают. Кстати говоря меня удивил в свое время факт, что на старых купюрах достоинством в 500 рублей у нас изображен не Соловецкий монастырь. С одной стороны, Архангельск, а с другой стороны Соловецкий монастырь. Там изображен как раз Соловецкий лагерь особого назначения впоследствии печально известный СЛОН, почему, потому что там он как раз изображен со следами пожара, а впоследствии, когда лагерь уже оттуда ушел, когда туда пришел местный краеведческий музей, все-таки там были восстановлены купола и стал он выглядеть, как монастырь.

Разумеется, огромное количество представителей Церкви были репрессированы еще в 1920-е годы. Да, было такое дело тихоновцев, то есть это сторонники, скажем так, Православной Церкви, православной общинности, которые очень сильно страдали и действительно попадали в лагеря. Опять-таки, самых известным лагерем 1920-х годов является Соловецкий лагерь особого назначения. К тихоновцам относили кого угодно, большевики не брали различий даже чисто по вероисповеданию, любой человек, который сохраняет церковные ценности, предположим, исключительно из музейных соображений, он считался врагом советской власти и вел антисоветскую деятельность. Разумеется, таких было гораздо больше среди представителей Православной Церкви. Страдали разумеется и представители других религий, естественно – это и мусульмане, которые считалось, что мусульманское духовенство, условно говоря, поддерживает все антисоветские настроения. Но не надо забывать, что конечно же Русская православная Церковь до революции – это 87 000 приходов, то есть она являлась самой крупной организацией, я думаю, в тогдашней Европе и считайте, что к концу 1930-х годов из 87 000 приходов у нас действующих остается 100 приходов. Но об этом стоит сказать в разделе, посвященном больше 1930 годам.

Что касается интеллигенции и вообще понятия инакомыслия, то большевики и здесь были совершенно принципиальны в этом отношении, абсолютно бескомпромиссны, хотя конечно же 1920-е годы не идут ни в какое сравнение с 1930 годами. Известна история со знаменитым «Философским пароходом» 1922 года, когда по личному распоряжению Ленина представителей русской интеллигенции, такой цвет, в частности знаменитый философ Николай Бердяев, Иван Ильин, она немецком пароходе, зафрахтованном у Веймарской республики, были отправлены в Германию. Из Германии они разъехались уже по Европе. Тут конечно вроде бы кажется, что это гораздо лучше, чем лагерь, но не надо забывать, что с точки зрения советского уголовного законодательства высылка из страны и лишение гражданства – это наказание, которое считалось по тяжести, наверное, вторым после расстрела, как тогда это называли высшей меры социальной защиты, то есть, после лишения жизни. Получается, что действительно философам и тем людям, которые покинули советскую Россию в 1922 году в этом отношении безусловно повезло, они смогли сохранить свою жизнь, а многие даже сохранили свое творчество. Это, еще раз подчеркну, касается и других противников советской власти, которые высказывали это в каком-либо публичном пространстве. Все 1920-е годы происходит огромное количество репрессий, направленных против инакомыслящих.

Давление на Церковь осуществлялось разными методами, как и прямым воздействием – то есть и репрессивной политикой. Во всех самых крупных лагерях, как известно, существовали специальные отделения для священнослужителей, которые составляли до 10% общего количества сосланных и работающих в лагерях. Сам патриарх Тихон был посажен под домашний арест и умер под домашним арестом в 1925 году и естественно использовалась политика «разделяй и властвуй». Большевики пытались внести раскол в Русскую православную Церковь и в частности они поддерживали обновленческое движение. Это обновленческое движение ярко выражало свою лояльность по отношению к советской власти и одновременно с этим проводило ряд литургических реформ, максимально упрощая саму церковную службу. Разумеется, никак не контролируя ни нравственность верующих людей, приходивших в церкви, ни вообще в принципе церковную жизнь. Во многом они были предметом шуток и такого пренебрежительного отношения даже со стороны самих представителей церковной власти. Обновленческое движение не было поддержано среди населения, поэтому оно постепенно сходит на нет к концу 1920-х годов.

Однако положение Церкви оказалось просто катастрофическим уже к концу 1920-х годов. Во многом стараясь хоть как-то спасти положение местоблюститель Сергий Старгородцев обратился через газету «Известия» в открытом письме к советскому правительству, где выразил надежду, даже не сколько на сотрудничество, просто пытался донести простую мысль, что православный верующий такой же гражданин советской страны и такой же ее патриот. Однако несмотря на то, что оно действительно был напечатано в официальном издании и нашло определенный отклик, тем не менее это никак не отразилось на дальнейшей политики ВКП(б).

 

 

Дмитрий Степанов, кандидат исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

 

Мы можем говорить о том, что существовал единый культурный ареал, который условно называется «Slavia Orthodoxa». То есть это, скажем так, совокупность культур всех славянских народов, которые исповедовали православие. И собственно Русь, русская культура становится частью «Slavia Orthodoxa» после того, как принимает христианство в конце X века. Собственно, сам термин «царь», титул «царь» появляется у нас в болгарской книжности, пишется на кириллице и потом из болгарской книжности постепенно переносится в русскую книжность – в «Повесть временных лет», в «Слово о законе и благодати». Термин «царь» – это производное от римского слова «цезарь» – это общеизвестный факт, просто само восточнославянское написание после «ц» шел «ъ» (ер), то есть твердый знак – это звук, который сейчас исчез, но тогда он все-таки имел некий звук, он произносился и был близок к произношению слова «цезарь».

Как мы прекрасно знаем «цезарь» – это один из титулов римских императоров, собственно в титул римских императоров входил как сам «император», так и «август», так и «цезарь». И здесь очень важно, откуда сам по себе этот титул переходит в славянскую книжность. Есть несколько версий, самая распространенная из них – это заимствование из готского языка. Готы – это восточные германцы, которые долгое время жили в Восточной Европе, известно восточно-готское королевство во главе с Германарихом и немецкое произношение слова «цезарь» – «кайзер» вполне могло перейти в славянские языки и впоследствии здесь использоваться.

Кстати говоря, обратите внимание, что в других европейских традициях само слово «цезарь» – это слово, которое равнозначно в значении слову «император», или предположим, «базилевс» по отношению к византийским императорам и произносится, как «кайзер». Соответственно это Германская империя, начиная с 1871 до 1918 года, монархи этого государства носили титул «кайзер». Созвучно этому, что очень характерно, титул «султана» – «Кайзер и Рум», то есть получается кесарь, или цезарь Рима. Этот титул он принимает после 1453 года, когда завоевывает Константинополь. «Рум» – это Рим, «Рум миллет» – это соответственно Римская империи и впоследствии так называется часть Османской империи, населенная преимущественно христианскими жителями. То есть это Греция, ну, в общем, вся бывшая Византийская империя со славянскими народами, которые туда входят.

Что еще очень интересно, «Повесть временных лет», написанная в начале XII века, уже втянувшая в себя всю терминологию, свойственную для «Slavia Orthodoxa», она царями однозначно называет византийских императоров. Здесь стоит отметить то, что царь – это самый высокий титул в монаршей иерархии того времени и «Повесть временных лет» это очень живо и четко улавливает, потому что царь – это византийский василевс. Он один, как Бог один на небе, так и царь, император один на земле. Эта идея в общем-то, была общей для всей европейской культуры того времени и как бы соотносила небесную власть с властью, которая находилась на земле. Единственным императором признавался естественно византийский император, или «базилевс Румеев». И эту иерархию поддерживали и с ней соглашались абсолютно все западные европейские монархи, известно о том, что и короли франков, и прочие монархи варварских королевств себя считали, или вассалами византийского императора, да, это было естественно абсолютно формальным, но тем не менее, они считали себя в подчиненном положении. Именно также выступает и первый русский князь, который заключил договор с византийцами – князь Олег, мы все прекрасно знаем, что этот договор 907 года включал в себя торговые соглашения. Но на самом деле, здесь очень важно отметить то, что фактически Олег выступает здесь, как младший партнер Византийской империи. И очень характерно, опять-таки, очень известным фактом является то, что перед принятием христианства князь Владимир должен был разбить мятежного византийского военачальника – Варда Фока. Почему он это делает – потому что он обязан был это делать по ряду договор, заключенных в X веке. Киевский князь – это по большому счету вассал Византийского императора. Это абсолютно формальность, но тем не менее, в этой иерархии он является именно таким.

И что очень характерно для «Повести временных лет», западноевропейские короли – это, или «краль», собственно церковнославянская форма произношения слова «король», или же «рикс», что является прямым заимствованием из греческой номенклатуры – «рэкс» – король, правитель, царь. И здесь, пожалуй, что стоит отметить, один очень важный подтекст использования титула «царь» в ранней нашей книжности – это естественно внешнеполитическое могущество. Это не только религиозный термин – это еще и термин абсолютно политический. В частности, простой пример, что в Сербии – это третья страна, где был принят царский титул, его впервые на себя берет Стефан Душан – это XIV век и Стефан Душан примеряет к себе царский титул в результате того, когда сербская держава достигает своего внешнеполитического могущества, фактически полностью контролируя весь Балканский полуостров. Точно также поступал его дед Милутин, но он не брал его официально, но частенько именовал себя царем. И здесь прямая абсолютно аналогия с болгарским царем Симеоном, который будучи правителем, контролирующим также весь Балканский полуостров в начале X века, принимает уже этот титул официально.

Вот этот внешнеполитический контекст действительно очень важен, учитывая то, что впервые по отношению к русским князьям домонгольской Руси титул «царь» звучит к Ярославу Мудрому. Известно, что в храме Святой Софии Киевской, где стоит саркофаг Ярослава Мудрого, есть граффити, то есть надпись на стене, сделанная его современником об успении царя нашего Ярослава, то есть о смерти царя нашего Ярослава. То есть современники его воспринимали именно с таким царским титулом, что абсолютно соотносится с внешнеполитическим положением Киевской Руси на середину XI века. Мы знаем, что количество династических соглашений, которые были при Ярославе Мудром – это и французский король Генрих I, это Гарольд Гадрад – норвежский король, это и дочь византийского императора Константина XI – такого уровня династических связей конечно же киевская держава еще нескоро увидит, да и вообще русские князья.