История

Сергей Хоружий, профессор философии Института философии РАН

Все лекции цикла можно посмотреть здесь

Заключительный этап исихастской практики именуется блоком телоса, то есть финальной цели всей практики. Это созерцание фаворского света и начатки обожения. Эти высшие ступени исихастской лествицы стали центральным предметом для исихазма в поздневизантийский период о котором мы кратко сказали. Исихастские споры велись именно об истолковании этих высших ступеней. И богословие святителя Григория Паламы доставило глубокое богословское истолкование этих высших этапов исихастского опыта. Это истолкование включено в догматику православия.

Исходные позиции этого истолкования появились прямо из опыта афонских исихастов. У исихастов возникло твердое убеждение, что световые созерцания, которые возникают на высших ступенях практики, представляют собой ничто иное, как созерцание фаворского света, того, который осиял учеников в событии Преображения на Фаворе. Это и есть ключевое утверждение для всего исихазма. Здесь по сути раскрывается цель и смысл всей исихастской практики. Она раскрывается как практика, направленная к свету фаворскому, к свету Преображения. И по Григорию Паламе мы сейчас совсем кратко обозначим, как же понимать надо это созерцание света фаворского.

Какова связь новозаветного события, евангельского события, которое состоялось некогда, как мы предполагаем в реальной истории, в период земной жизни Христа и практикой исихастов в разнообразные века последующей истории, какова здесь связь? Прежде всего надо понимать, что связь устанавливается через обожение, через соединение с Божественными энергиями. У апостолов на Фаворе было ни что иное, как именно опыт обожения и исихастская практика также возводила человека, подвижника к обожению. Здесь и возникала действительно необходимая связь. Речь идет о способах достижения обожения. Можно согласиться, что этих подступов к обожению апостолы достигли одним образом, афонские исихасты не тем же, но речь в итоге идет о том же самом опыте подступов к обожению.

И при этом еще, что было здесь очень существенно, термин созерцание, как я уже сказал, отсылал к опыту античного языческого типа, когда отношения человека с Богом предполагалось, что они заключаются в созерцании Божества. В христианстве представления о духовной жизни были принципиально иными и на поверку тот род отношений с Божественным бытием, который создавался в исихастском опыте, представлял собой не столько созерцание, сколько личное общение. Молитва – не созерцательная практика, непрестанная молитва тем более. Поэтому здесь возникала необходимость в резком разграничении с нехристианским духовным опытом.

Ну и далее в опыте исихастов раскрывалось, а что же делается с человеком на этих высших ступенях, как совершается преображающее изменение человеческого существа? Происходит восхождение человека по исихастской лествице. На каждой ступени строение множества всех энергий человека как-то по-своему перестраивается, изменяется. И коль скоро происходит восхождение к приобщению Богу, значит изменения, которые с человеческими энергиями происходят такие, что расположение, строй этих энергий приближается к тому, который энергии имеют в Божественном бытии. В Божественном бытии по православному богословию происходит то, что передается византийским понятием «перехорезис» – кругообращение. Происходит всецелый взаимообмен, взаимопередача бытия между ипостасями Святой Троицы. Вот это то устроение энергий, которое присуще Божественному бытию. И его конечно же, вот такой совершенный взаимообмен, можно, больше того, должно считать самым совершенным и абсолютным общением ипостасей. Поэтому можно считать, что на высших ступенях исихастской лествицы подвижник развивает некоторые высшие формы общения, которые постепенно продвигаются и приближаются к особому абсолютно образу общения, который присущ Пресвятой Троице – к перехорезису. Вот так можно понимать то, что происходит на высших ступенях именно в аспекте общения.

А кроме этого еще на более приземленном, если угодно, языке опыт подвижников фиксировал, что с самим естеством человека начинают происходить уже изменения, в которых формируется что-то совершенно новое. Это уже актуальные подступы к обожению, актуальное, как аскеты выражаются, превосхождение естества. И начинаются они с преобразования органов восприятия человека, способностей восприятия. Довольно понятно, для приобщения к Богу должна происходить встреча. Чтобы встреча с Божественными энергиями была возможна, человек должен быть способен воспринимать эти энергии каким-то образом. А понятно, что обычные его перцепции этого делать не могут, они воспринимают чувственные сигналы, а вовсе не сигналы благодати. И на высших ступенях практики начинают появляться новые перцепции, новые способы восприятия человека, которые исихазм называет «умными чувствами», или «ýмными чувствами», тут не фиксировано ударение. Появляется новое зрение, это часто можно встретить в духовной литературе – отверзлись духовные очи – это из самых известных явлений на высших ступенях духовного опыта. Такие трансформации зрения известны и даже во вне христианских традициях.

Но, происходит и нечто большее, не только зрение, весь набор, вся система человеческих восприятий сменяется новыми умными чувствами, которые абсолютно представляют собой нечто иное по отношению к прежним физическим телесным чувствам. Во-первых, обнаруживается, что уже нет отдельных восприятий. Новое духовное восприятие, которое возникает у человека – это не отдельный слух, зрение и так далее – это некоторая единая способность восприятия. Такое формирование синтеза восприятия часто называют «синэстезис» – первое главное отличие умных чувств. А второе, что эти умные чувства оказываются уже вовсе не выражены через какой-то один орган восприятия, а они присущи всему в целом человеческому существу. Воспринимающим становится не какой-то один наш орган – ухо, или глаз, а все наше существо становится воспринимающим, приемлющим благодать – это иногда называется по-ученому «панэстезис». Это два главных феномена преобразования, преображения человека, которые реально проходятся в опыте исихастов.

Начало обожения

Михаил Ведешкин, кандидат исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

К началу IV века северной границей империи, как уже было сказано, была река Дунай. За Дунаем проживали многочисленные восточногерманские племена, известные под общим именем готов, прежде всего так называемые вестготы, иначе, тервинги, а также некоторое количество ираноязычных сарматских племен. Собственно, конфликты с этими племенами происходили постоянно. Тем не менее в этот период они еще не представляли серьезной угрозы для римского владычества. Столкновения с ними были не то чтобы редкими, но не очень опасными.

В начале 30-х годов император Константин Великий совершает ряд походов за Дунай, после чего готы были окончательно усмирены и признали себя федератами, то есть союзниками империи. В конце 30-х, 40-х, 50-х годах между готами, жившими на Среднем и Нижнем Дунае, и империей утвердились относительно миролюбивые отношения. Готы активно воспринимали гораздо более развитую позднеантичную культуру, в том числе и религию. Именно в этот период у готов начинается проповедь новой религии – христианства.

Готам заносит христианство епископ Ульфила, проповедь которого начинается в 40-е годы IV столетия. Так как в этот момент Восточная Римская империя официально поддерживала полуарианский курс, то и христианство у готов начинает распространять именно в арианской форме. В дальнейшем религиозные различия между жителями империи и варварами, а арианство распространяется у многих германцев посредством готов и станет национальной религией многих германских народов, в дальнейшем эти противоречия приведут к серьезным конфликтам и политическим неустройствам.

Готы были верными союзниками империи, но императоры постоянно стремились укрепить свои позиции на Дунае и пользовались распрями различных готских вождей друг с другом, придерживаясь «старого доброго» римского принципа divide et impera. Так, например, в конце 60-х годов император Валент совершает ряд походов против готских племен, воспользовавшись столкновением верховного царя западных готов Атанариха, который придерживался старого готского язычества, и одного из готских вождей-христиан Фритигерна. В итоге империя наносит готам поражение, готы в очередной раз признают свой федеративный статус по отношению к римскому государству.

Буквально через несколько лет ситуация меняется на абсолютно противоположную: готы начинают массовое движение на территорию Римской империи. Связано это движение вестготских племен с масштабными изменениями в племенном мире Восточной Европы. Около 375 года в степи Южной России и Украины начинают проникать кочевые племена гуннов. Сначала они покоряют племенной союз аланов, а потом, объединившись со своими недавними противниками, обрушиваются на Остготское царство Германариха, находившееся на территории современного Приднепровья.

Восточные готы оказываются подчинены гуннам, и их западные сородичи, надеясь избежать участи своих братьев, бегут на границы империи. На северном берегу реки Дунай огромное количество готских мужчин, женщин, детей, стариков пытаются переправиться на юг. Вождь готов Фритигерн, христианин, который поддерживал хорошие отношения с империей, умоляет императора Валента принять беженцев на имперские территории, защитить их от гуннов. Фритигерн обещает поставлять империи воинские формирования. Валенту готы очень нужны: ему нужны воины для борьбы с Персией, и он соглашается.

В 377 году дунайский флот переправляет готов на южный берег Дуная и компактно расселяет их на территории провинции Мёзия и Скифия. В дальнейшем планировалось расселить эту огромную массу готов по разным провинциям. Они должны были смешаться с остальными народами империи. Такая практика уже была, это было уже не первое серьезное варварское переселение на границы империи. Казалось бы, ничего опасного. Империя должна была только выиграть от подобного переселения, но все пошло не так. Чиновники Восточной Римской империи были корыстолюбивы, и поэтому валентова бюрократия начинает наживаться на бедствии готского народа. Специально задерживаются поставки продовольствия готам, компактно проживающим на Нижнем Дунае. Следовательно, стоимость на еду растет, и вот уже готские матери продают своих детей в рабство за кусок черствого хлеба.

Среди готов начинаются волнения, и в 377 году Фритигерн идет на переговоры с имперской властью, надеясь как-то улучшить положение своих людей и предотвратить возможные столкновения. И ровно в момент этих переговоров между дружиной Фритигерна и частью гвардейцев местного наместника на рынке Маркианополя начинается свара. Фритигерн понимает, что это засада против него, и едва бежит из города. После этого он понимает, что с римлянами нет смысла ни о чем говорит, и поднимает открытое восстание: огромная масса готов на территории империи выступают против имперской власти.

Мёзия, Скифия, Фракия были разорены восставшими готами. К ним присоединяется огромное количество несчастных рабов серебряных и золотых рудников Фракии. Бегут сельскохозяйственные рабочие. Единственным счастьем для империи становится тот факт, что готы еще не умеют брать города. Это дает империи отсрочку и императору Валенту возможность собрать силы. Он ведет огромную армию из восточных провинций наперерез готам.

В 378 году армия Валента встретиться с ордой Фритигерна в битве у Адрианополя и потерпит сокрушительное поражение. По сути, большая часть восточной армии оказывается разбитой. Император Валент сам пал в битве. На востоке больше не было императора и не было армии, которая могла бы противостоять готам. В итоге придется перебрасывать западные войска на восток. Этим займется император Грациан и назначенный им императором востока испанский аристократ Феодосий, в дальнейшем известный как Феодосий Великий. Он еще несколько лет будет воевать с готами. В итоге в 382 году готы подпишут с Феодосием мирный договор.

Условия этого договора были тяжелы для империи: готы оставались внутри Восточной Римской державы и сохраняли свою особую племенную организацию, то есть подчинялись не имперской власти, а своим вождям. К тому же готы считают этот договор лишь договор между своими вождями и Феодосием, а не договором между империей и их лидерами.

И вот уже в начале 90-х годов замиренные было готы начинают восставать. Восстание Алариха потрясло балканские провинции Восточной Римской империи, но хорошо для Восточной империи и плохо для Западной хитрая константинопольская дипломатия сумеет направить вестготскую орду на запад. В итоге, как известно, готы Алариха возьмут Рим и к 415 году создадут первое варварское государство на территории Римской империи, в далекой Галлии. Восточная империя была спасена от готского разгрома.

Но на смену готам на Дунай выходят те самые враги восточных германцев, от которых бежали готы – гунны. Первое десятилетие V века гуннский племенной союз еще не оформился окончательно. Судя по всему, там были разные гуннские вожди, самый известный из них, например Ульдис, который был то союзником империи, то совершал разорительные нашествия на территорию Мёзии и Фракии, буквально доходя до константинопольских стен.

В 30-х годах гуннский племенной союз переживает внутреннюю трансформацию, по сути, все гуннские племена и огромное количество германских племен оказываются подчинены единому гуннскому вождю. Поначалу это был вождь Руа, а потом его власть наследуют его племянники – Бледа и известный как «бич Божий» Атилла. В 40-х годах V столетия Бледа и Атилла становятся настоящим кошмаром Восточной Риской империи. Свободно пересекая дунайскую преграду, гунны грабят балканские провинции и неоднократно доходят вплоть до Константинополя.

Для того чтобы спасти свою столицу и спокойную жизнь своих граждан, император Феодосий II вынужден выплачивать Атилле колоссальную денежную дотацию, которая разорительна для имперской казны. В итоге ужас от Атиллы будет велик настолько, что византийская дипломатия даже предпримет попытку избавиться от гуннского вождя. В 448 году посольство поедет из Константинополя в ставку Атиллы в Панонии, территории современной Венгрии. Мы отлично осведомлены о ходе этого посольства, так как до нас сохранились записки одного из его участников – византийского дипломата Приска Панийского. Эти послы пытались убить Атиллу, однако их миссия провалилась.

К счастью для Восточной Римской империи, в начале 50-х годов Атилла обращает свой взгляд на еще не до конца разграбленный запад: с востока уже было практически нечего взять. Он потерпит поражение в битве на Каталаунских полях в Галлии, потом разорит Северную Италию и наконец умрет. А буквально через год после его смерти распадется и гуннский племенной союз. В битве при Недао германские варвары, находившиеся у гуннов на положении холопов и кормившие эту паразитарную орду, обрели свою свободу. Часть гуннов откочевала на Нижний Дунай, часть вернулась в Северное Причерноморье. Проблемы империи на Дунае сохранились, однако их масштаб явно уменьшился.

После распада гуннской орды самой серьезной опасностью для империи на севере становятся племена остготов, только что освободившихся от гуннской власти. В 70-е, 80-е годы V столетия целых две племенных конфедерации остготов под предводительством двух Теодорихов – Теодориха Косого и Теодориха, сына Теодемунда, – проникнут на территорию империи и будут разорять балканские провинции, периодически требуя у империи денежных выплат и почетных постов и назначений от императора для своих вождей. Тем не менее и с этой напастью империя справится: остготы будут переправлены на запад, где Теодорих, сын Теодемунда, Теодорих Великий в дальнейшем создаст остготское государство в Италии.

После ухода остготов проблем на Дунае становится меньше, в основном на рубеже V – VI веков империи приходится сталкиваться с небольшими племенными конфедерациями гуннов, а также с постепенно проникающим в Нижнее Подунавье новым народом – славянами.

Борьба со славянами станет одним из важнейших направлений деятельности империи в Подунавье в VI – VII столетиях.

Задунайская политика Византии IV – V вв.

Алексей Беглов, кандидат исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Священный Собор православной российской Церкви, которого так долго ждали верующие до революции, которому до революции не суждено было собраться, открылся в Москве в день Успения Божьей Матери 15 августа 1917 года по старому стилю и проработал до сентября 1918 года. В рамках этого периода прошло три сессии Собора. Первая с августа по декабрь – по предрождественские дни. Вторая с января по предпасхальные дни 1918 года. И третья сессия с июля по сентябрь 1918 года.

Одним из важных отличий состава и организационной структуры Собора 1917-1918 года было то, что в его составе работало значительное число мирян. Многие исследователи оценивают этот факт, как своего рода вторжение демократических элементов 1917 года внутрь Церкви. Но на самом деле стоит более внимательно отнестись к этому вопросу, потому что Собор 1917-1918 года работал прежде всего в рамках той социальной ситуации, которая существовала уже в Церкви накануне революции и продолжала сохраняться в первые месяцы 1917 года. Эта социальная ситуация была ситуацией сословного размежевания, которая достаточно активно давала себя знать, как в период первой русской революции, так и в период 1917 года, когда младшие члены клира активно конфликтовали со старшими – со священниками. Клик конфликтовал с епископами и так далее, и тому подобное. И сама паства, например, на селе, достаточно активно выступала против тех, или иных неугодных клириков.

В результате большое представительство мирян сыграло, как представляется, важную и положительную роль. Но все по порядку. На Собор приехало 564 делегата – это было очень серьезное представительство, фактически речь шла о том, что на Собор съехалась вся Россия. Среди этих делегатов 80 человек было епископы, 22 были представители монашествующего черного духовенства, 163 представителя белого духовенства, включая младших членов клира – псаломщиков и 299 мирян. Если в процентном отношении, то мы видим, что соборяне делились примерно на три неравные группы, примерно 20% – это епископы и монашествующие, примерно 30% – это белое духовенство и церковнослужители и чуть более 50%, чуть более половины – это миряне. Причем миряне самые разные, как представители, например, духовных академий, так и крестьяне, выбранные из самых отдаленных уголков России.

Такое существенное представительство мирян мне представляется, позволило Собору не расколоться на сословные группы, потому что напомним, что он собирался в ситуации очень острых сословных противоречий, сословной вражды между псаломщиками и священниками, между белым духовенством и монашествующими. И миряне в данном случае, причем занявшие достаточно консервативные позиции, оказались своего рода таким противовесом для различных сословных групп, они позволили Собору формулировать не сословную программу преобразований, а общецерковную.

Как Собор функционировал? У Собора было общее собрание, или пленарное заседание Собора, где обсуждались те, или иные законопроекты. А сами законопроекты разрабатывались в отделах. Собор образовал 23 отдела по самым разным темам от высшего церковного управления, епархиального управления, миссии, вопроса о приходе, до таких вопросов, например, как будущее православной Церкви в Закавказье в условиях объявленной Грузинами автокефалии, они объявили ее без согласия русской Церкви в тот период.

Отделы формировались путем произвольной записи, поэтому, с одной стороны соборяне могли участвовать в разных отделах, а кроме того и численность участников отделов была очень разная. В некоторых число членов отдела достигала нескольких сотен, как, например, в отдел о приходе записались 237 человек. А в уже упомянутый отдел о Закавказье всего лишь 12 человек. Понятно, что не все одновременно участвовали в их работе, но понятно, что это было показателем определенного интереса к тем, или иным темам. Так вот в отделах разрабатывались конкретные документы, которые обсуждались в общем собрании Собора. Оно могло исправить документ, значительно исправить, или незначительно исправить, или вернуть его на рассмотрение в отдел и уже собственно голосование общего собрания принимало тот, или иной документ. Но, если документ был очень важный, касался основ веры, например, то он поступал на рассмотрение так называемого епископского совещания – такого органа, в который входили только епископы члены Собора. Речь не идет о своего рода верхней палате парламента, нет, поскольку все эти епископы они одновременно были и членами общего собрания Собора и естественно членами разных отделов. А это своего рода такой канонический иерархический фильтр, через который проходили наиболее важные документы Собора и только после принятия соответствующих постановлений в общем собрании и совещании епископов, документ становился церковным законом, определением, или постановлением Собора и печатался в соответствующем выпуске определений и постановлений.

Так в устройстве Священного Собора 1917-1918 года был найден и выработан баланс между двумя основополагающими характеристиками бытия православной Церкви – между ее соборностью, с одной стороны, и ее иерархичностью, апостоличностью с другой стороны, поскольку понятно, что сам Собор – это выражение соборности, а епископское совещание – это как раз реализация иерархического принципа.

Священный собор 1917–1918 годов

Татьяна Черникова, доктор исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Правила написания икон складывались постепенно. В начале никакого особого канона не было, и он складывался как такая христианская традиция постепенно, а уже потом был узаконен. Вообще, в современной православной Церкви есть особый чин освящения икон. Надо сказать, что появился он не сразу, и, вообще, в древней Византийской Церкви, в восточных Церквях его никогда не было и нет до сих пор. Поначалу не было его и в западной – сначала Римской, а после схизмы Католической – Церкви. Однако потом, именно в рамках Римской Церкви, этот чин появился и определялся регулярно составляемыми правилами. На латыни этот кодекс правил назывался «ритуал романиум». И уже в XVII веке в Украинской Православной Церкви – а Киевская митрополия была частью Константинопольского патриарха – знаменитый митрополит Петр Могила (который известен, например, тем, что основал знаменитую Киево-Могилянскую духовную академию, по богословскому уровню образования находившуюся на уровне хорошего европейского университета, не у каждой восточной академии был такой статус) переработал латинский «ритуал романиум» 1614 года. И в Требнике Петра Могилы 1646 года определенный чин освящения икон был введен в традицию Православной Церкви.

После того как во второй половине XVII века Украина вошла в состав Московского царства в контексте церковных реформ патриарха Никона чин освящения икон церковью вошел в практику Русской Православной Церкви. Церковный Собор 1667 года с участием восточных патриархов, который, кстати, отправил Никона в отставку за его расхождения и споры с царем, однако, утвердил этот чин освящения икон. Но повторю, что в рамках Константинопольской патриархии такого чина нет.

Что важно для иконы? Во-первых, ее нельзя воспринимать как картину, потому что целью иконы, особенно средневековой, было изображение не этого мира, который нас окружает, а мира Града Небесного, то есть Царства Божия. И нужно было найти такие изобразительные средства, которые любому человеку, в том числе и неграмотному, объясняли бы через зрительный образ, что это не этот мир. Поэтому, например, на иконе очень рано появилась не прямая, а обратная перспектива: линии сходятся не за горизонтом, как мы привыкли на картинах с прямой перспективой, а, наоборот, на том человеке, который смотрит на икону, как бы олицетворяя связь человека молящегося с этим миром небожителей – Царством Божьим.

Постепенно в иконах начала формироваться символика, которая была понятна христианину: он сразу понимал, что на этой иконе изображено. Например, символом этого горнего мира становится золотой фон: золотое небо, которого нет в реальности, но оно является символом Града Божьего.

Также иконы говорят о Царствии Небесном, где нет времени, потому что оно существует вечно. Естественно стал вопрос о том, как передать вечность с помощью изображения. И прекрасно умеющие передать движение первые иконописцы, воспитанные на античной классической традиции, не поняли, что как раз от этого надо отказаться. Надо придать изображениям статику. Они должны быть абсолютно спокойны и неподвижны, тогда будет понятно, что времени нет, движения нет, и вы находитесь в другом мире.

Постепенно поменялась и техника писания икон на досках, то есть икон в искусствоведческом смысле слова. Первые иконы писались в технике энкаустики – когда изображение на доску наносится горячими восковыми красками. И изображение становится очень похоже на реалистическое, то есть на иконе возникает такой живой человек. Как раз в такой технике были написаны первые иконы VI – VIII веков: иконы монастыря святой Екатерины на Синае.

Но впоследствии от этой техники начали отказываться, не потому, что она была плоха, а потому, что интерес средневекового христианина был не к Богу-человеку, не ко Христу в Его человеческом обличье, а к Христу в Его Божественной ипостаси. Этим интересовалось все средневековье, и западное, и восточное. Это заставляло сделать изображение предельно символическим, например, предельно плоским. Это не недостаток техники иконописца, а попытка найти другой изобразительный язык. Поэтому вскоре перешли к темпере – водяным краскам, которые лучше передавали эти новые находки иконописцев.

Этот переход можно видеть в прекрасно сохранившихся мозаиках V века в Равенне. Равенна – город, находящийся в северной Италии, который в последний период существования Западной Римской империи был ее столицей, а после падения принадлежал Византии. Практически все храмы в Равенне построены византийцами, а все мозаики – это классические византийские мозаики.

В V веке есть два типа мозаик. Первый, когда мозаика целиком выполнена в живой, объемной античной традиции. В качестве примера можно привести мозаики V века мавзолея Галлы и баптистерия православных.

Мозаики конца V– начала VI века уже становятся условными, символическими. И самые яркие представители такого нового изобразительного подхода – это баптистерии ариан, базилика Сант-Аполлинаре-Нуово (т.е. Новая базилика святого Аполлинария) и базилика святого Аполлинария Классик (т.е. классическая), где видно, как от античной традиции переходят к символизму, условности, плоскостному изображению, для того чтобы лучше передать идеи именно евангелического учения.

Становление канона иконописи

Михаил Ведешкин, кандидат исторических наук.

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Помимо великого конфликта с Сасанидской Персией в Армении и Северной Месопотамии, помимо постоянной опасности от северных варваров, у империи были и другие рубежи, которые также постоянно подвергались внешнему давлению.

На территории южного Египта империя была вынуждена постоянно выдерживать натиск местных эфиопских племен: блемеев и нобадов. Эти племена представляли только локальную угрозу. По сути от их набегов страдали лишь провинции Фиваиды – верхнеегипетские провинции. Однако даже здесь военное командование тратило огромные силы для противодействия южным варварам.

Иногда блемеи и новады совершали и более дальние походы. Так, например, в V столетии рейд этих варваров дойдет до Синая, где будет разорен знаменитый монастырь святой Екатерины.

Далее на западе лежала восточноримская провинция Кирена, или Пентаполис, территория Ливии. Здесь оборона границ была совсем слабая, что позволяло местным слаборазвитым ливийским кочевым племенам, обитавшим на юге от римских пашен, в ливийской пустыне, также совершать набеги на местное оседлое население. Набеги были разорительными, однако ливийские племена не брали большие города, ограничиваясь разорением небольших усадеб и неукрепленных деревень.

О борьбе с ливийскими кочевниками сохранилось довольно подробное свидетельство замечательного киренского аристократа конца IV – начала V веков Синезия. Сначала язычник, неоплатоник, потом христианский епископ Синезий говорил, что ливийские кочевники – настоящий бич Пентаполиса, бич Пятиградия. А так, для того чтобы их усмирить, хватило отряда всего лишь в полусотню гуннов.

Серьезнее, чем борьба с блемеями на Верхнем Ниле и борьба с кочевниками в Ливии, была борьба с новой угрозой, которая появляется для империи в западном Средиземноморье. Дело в том, что начиная с конца 20-х годов восточногерманское племя вандалов, сначала переселившееся в Галлию, потом побывавшее в Испании, начинает переселяться в римскую Африку.

Вандальский вождь Гейзерих к 435 году отвоевывает значительную часть африканской провинции у Западной империи, а потом при любом ослаблении Западной Римской империи расширяет сферу своих владений. Так к 439 году он захватит Карфаген. К концу 40-х годов вся Северо-Западная Африка станет вандальской территорией. Вандалы захватывают в Карфагене колоссальный флот, который начинает бороздить по Средиземноморью и наносить серьезный урон не только провинциями Западной Римской империи, но и восточным римским территориям.

Разорительные набеги вандалов вызывали постоянное раздражение у Восточной Римской империи и стремление выдавить этих варваров из Африки. Первые попытки как-то противодействовать вандалам были предприняты еще в 30-х годах, но велись они не особенно успешно и не особенно активно.

В дальнейшем, с конца 60-х годов, а говоря конкретно, в 468 году Восточная Римская империя, тогда управляемая императором Львом, и Западная Римская империя под началом одного из последних деятельных императоров Анфимия предпринимают грандиозную совместную попытку уничтожить вандальскую угрозу.

Западно-римские войска начинают действовать против вандалов на Сицилии. Огромный флот, построенный на востоке, выступает из Константинополя и блокирует Карфаген. Гейзериху удалось выкрутиться и в этот раз. Судя по всему, командующий византийским флотом полководец Василиск, будущий незадачливый император, был подкуплен Гейзерихом и дал вандалам передышку в несколько дней. Гейзериху всего лишь оставалось подождать, пока переменится ветер и использовать брандеры, для того чтобы уничтожить весь восточно-римский флот.

Попытка отбить Африку в V веке провалилась. Юстиниан решит эту проблему через сто лет.

Византия и Запад в IV – V вв.

Алексей Беглов, кандидат исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Слом государственного строя в феврале 1917 конечно не мог не затронуть Церковь. Известно, что Церковь, Синод прежде всего, достаточно пассивно вели себя в дни февральской революции, по крайней мере активно не выступили в поддержку императорской власти, хотя просьбы об этом раздавались. А собственно после февраля духовенство и епископат достаточно активно солидаризовались с новым правительством, посылали ему различные телеграммы приветственные, в проповедях это отмечалось. Но в целом, здесь нужно, может быть, так трактовать эти события, что Церковь скорее шла по течению общего общественного, политического процесса, поддерживая победившую на тот момент сторону, как очень часто собственно и случалось в момент политических сломов, не только в России, но и вообще в мировой истории.

Важнее для нас сейчас понять те процессы революционного брожения, которые проникли внутрь самой Церкви и как правило обстоятельства так называемой церковной революции 1917 года связывают с деятельностью прежде всего временного правительства, обер-прокурора тогдашнего Святейшего Синода, назначенного революционным временным правительством – Владимира Львова, или различных местных революционных комитетов. Прежде всего речь идет о том, что усилиями, или Львова, или местных революционных комитетов временного правительства со своих кафедр были смещены полтора десятка преосвященных. Наиболее известные из них – это митрополит Питирим Петроградский, митрополит Макарий Московский и другие. Как правило все эти владыки обвинялись в той, или иной степени нелояльности к новому революционному правительству. Или обвинялись они центральной властью – временным правительством, обер-прокурором, или обвинялись местными революционными силами. И, чтобы заместить эти ставшие вакантными должности, в епархиях достаточно активно созывались, шли выборы епархиальных преосвященных. По подсчетам петербургского историка Павла Рогозного, который занимался этим вопросом, речь шла как минимум о 11 случаях выборов епархиальных преосвященных между февралем и осенью 1917 года. В том числе нужно отметить такие фигуры, которые заняли кафедры епископские в этот период именно в результате выборов, как митрополит Московский Тихон (Беллавин) – будущий патриарх, или митрополит Петроградский. Вообще по мнению Рогозного, что достаточно важно, выборы архиереев в 1917 году послужили консолидации церковного организма, по крайней мере на уровне тех епархий, где выборы эти происходили.

Однако к перестройке этих взаимоотношений Синода и временного правительства с одной стороны, а с другой стороны, Синода и епархиальных преосвященных нельзя сводить все процессы революционного брожения в этот период. Нужно иметь в виду, что процессы этой церковной революции были гораздо глубже и здесь я бы выделил два прежде всего важнейших аспекта. С одной стороны – это аспект сословных нестроений, которые в 1917 году были очень активны. Что имеется в виду – это прежде всего трения между низшими членами клира: псаломщиками, дьяконами и священниками, потому что псаломщики и дьяконы были ущемлены. И материально, и социально. Материально они были ущемлены, потому что при разделе братских священнических доходов им доставалась гораздо меньшая часть, а социально они были ущемлены, поскольку не участвовали в органах сословного самоуправления, например, в епархиальных съездах. Дьяконы и псаломщики достаточно активно и часто грубо выступают, начинают бороться за свои права в эпоху этих революционных месяцев. Но кроме того, возникают трения и между, например, сельским духовенством и городским, между в целом духовным сословием и отдельными епископами. Например, буквально таким восстанием против своего архиерея была потрясена Тверская епархия, где архиепископ Серафим (Чичагов) ввел в период революции достаточно жесткую политику по дисциплинированию как раз низших членов клира и после революции это вылилось буквально в восстание против него этих самых низших членов клира. Итак, это сословное нестроение.

С другой стороны, важнейшей частью церковной революции 1917 года была революция приходская. Это буквально, когда прихожане в приходах, прежде всего крестьяне брали власть в свои руки. В чем это выражалось? Прежде всего это выражалось в том, что они отказывались платить взносы в епархии из своих пожертвований, из церковных средств. Они объявляли о том, что они теперь сами будут распоряжаться церковно-приходским имуществом, храмовым имуществом и очень часто в каких-то конфликтных ситуациях они фактически изгоняли неугодных священников. Таким образом те важнейшие вопросы приходской реформы, которые дискутировались до революции, а именно вопрос о выборности духовенства и вопрос об участии прихожан в распоряжении церковным имуществом, храмовым имуществом, они получили свое разрешение в первые месяцы 1917 года как бы де-факто, явочным порядком, как говорили сами современники. Прихожане сами взяли в свои руки власть в приходах и это была уже реальность, с которой предстояло считаться и самому духовенству, и иерархии.

И в этот период иерархия пыталась приспособиться к сложившейся ситуации. Об этом очень четко нам говорят решения в приходском вопросе. В частности, например, при Синоде была создана специальная комиссия, во главе которой был епископ Уфимский Адрей (Ухтомский), которая разработала временное положение о православном приходе, которое было введено Синодом в качестве временного в этот период и там, например, прямо отменялся территориальный принцип организации прихода, то есть приход воспринимался, как добровольная единица. С другой стороны, это положение пыталось урегулировать ситуацию с выборами духовенства, по крайней мере ограничив условия, при которых прихожане могли священника изгнать – это накладывает ограничения на эту практику, которая уже существовала де-факто. Но как бы то ни было, эти разные составляющие церковной революции, именно с ними предстояло иметь дело Священному Собору православной российской Церкви, который должен был урегулировать всю эту ситуацию, которая достаточно активно расшатывала церковный организм.

Церковная революция 1917 года

Михаил Ведешкин, кандидат исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Самой яркой страницей истории VI века для Византийской империи, безусловно, стала правление императора Юстиниана, исключительно долгое и наполненное событиями как внутренней, так и внешней истории.

Юстиниан происходил из фракийских крестьян. Семья его была неблагородной, первым человеком, который стал заметен на политическом небосклоне Византийской империи из этой фамилии был его дядюшка Юстин. Этот престарелый воин, не умевший читать и писать, в 518 году, после смерти императора Анастасия, довольно ловко распорядился выделенными ему средствами и смог занять престол. Понятное дело, что человек, не имевший должного образования и навыков для управления империей, сразу же приближает к себе своего ближайшего родственника. По сути, Юстиниан становится соправителем своего дядюшки.

В 527 году, когда престарелый Юстин умирает, Юстиниан официально вступает на престол Восточной Римской империи в качестве единственного императора и правит очень долго – до 565 года. Этот император был необычайно трудолюбив, въедлив и вместе с тем жесток, завистлив и даже параноидален.

Под стать этому противоречивому правителю была его супруга – Феодора. Происхождение ее было самое незавидное: отец ее был распорядителем звериных травель в константинопольском цирке. После его ранней смерти девушке пришлось выбрать позорное ремесло танцовщицы и куртизанки, для того чтобы пропитать себя. Однако природный ум, обаяние, красота и коварство Феодоры довольно скоро позволили ей забросить это занятие и заняться поисками богатых патронов. Последним в ряду таких покровителей и стал тогда еще наследник престола – Юстиниан.

Брак этих двух незаурядных людей продолжался не очень долго, однако император и императрица истинно правили сообща. Юстиниан всегда опирался на мнение своей супруги, в то время как Феодора почти во всем поддерживала Юстиниана.

Одним из главных принципов политики Юстиниана было поддержание единства империи. Это единство можно было обеспечить только составлением рычагов, которые смогут направлять эту империю в нужном направлении. И подобным рычагом для Юстиниана становится законодательство. В самом начале своего правления Юстиниан приказывает квестору Требониану провести великий пересмотр всего римского права. Пройдет три года, и на свет появится первая редакция свода гражданского права. Это была не первая попытка как-то кодифицировать, упорядочить римские правовые отношения, юридическую сферу. Подобные акции предпринимались в конце III – начале IV века, потом небезуспешно в середине V века императором Феодосием, который составляет «Кодекс Феодосия», но кодификация Юстиниана превосходит все.

Кодификация состояла, во-первых, из «Кодекса Юстиниана», то есть свода римских законов, начиная с IV и до VI века, во-вторых из «Институций», то есть наставлений будущим составителям права. По сути, «Институции» были вступлением молодых юристов в профессиональную деятельность. И, наконец, из «Дигест» – выдержек из латиноязычных юристов, которые бы помогали решать различные спорные и сложные вопросы гражданского права.

Помимо наведения порядка в законодательстве, Юстиниан всячески пытался нормализировать систему управления империей. Боролся с коррупцией, правда, очень неудачно. В дальнейшем эта борьба с ветряными мельницами закончилась безусловным поражением императора. Он даже официально узаконил тарифы на занятие всех высших государственных и церковных должностей, которые стали открыто продаваться.

Юстиниан пытался навести порядок в налоговой сфере. Здесь ему помогал его ближайший сподвижник Иоанн Каппадокиец, долгое время занимавший пост префекта претория Востока. Поначалу Иоанн Каппадокиец снижает налоги, но в дальнейшем огромные траты Юстиниана на его церковную политику, строительные проекты и не в последнюю очередь на его завоевания на западе и войны на востоке приводят к тому, что казне начинает не хватать денег. Налоговый гнет начинает возрастать. В итоге правление Юстиниана становится периодом, когда налоги будут взимать даже в прямом смысле за воздух, об этом напоминает Прокопий Кесарийский.

Юстиниан Великий. Внутренняя политика

Алексей Беглов, кандидат исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Первая сессия собора 1917-1918 года проходила в достаточно драматических обстоятельствах. В конце октября, по новому стилю в ноябре месяце произошел новый государственный переворот – временное правительство было свергнуто, к власти пришла партия большевиков. Наверное, сейчас уже достаточно известно, что многие общественные и в том числе церковные деятели восприняли этот переворот первоначально как случайность, как несерьезный некий этап в развитии государственного кризиса 1917 года, никто не представлял себе, что большевики пришли к власти на долгие 70 лет. И собор поэтому продолжал готовиться к созыву Учредительного собрания. Напомню, что именно Учредительное собрание было тем единственным правомочным легитимным органом, который должен был определить будущую государственную судьбу Российского государства. Временное правительство должно было только довести страну от момента отречения к моменту Учредительного собрания. Выборы в Учредительное собрание уже шли и его открытие было запланировано на начало 1918 года.

Здесь важно сделать интересную ремарку. Дело в том, что сам собор определял себя, как церковное учредительное собрание и считал себя правомочным обращаться к государственному Учредительному собранию с определенными предложениями о форме будущих государственно-церковных отношений. Такого рода предложением было специальное определение собора от 2 декабря 1917 года о правовом положении Церкви в Российском государстве. Это очень важный и интересный документ, который представляет собой фактически церковный проект будущего договора между Церковью и Российским государством, своего рода, как бы сказали западные правоведы – конкордата между Церковью и государством. Священный собор предполагал, что Учредительное собрание рассмотрит этот документ, сделает свои предложения и потом собственно примет его. И таким образом отношения Церкви и нового Российского государства будут определенным образом юридически оформлены. С одной стороны – Церковь получит внутреннюю свободу, а с другой стороны Российское государство, как предполагалось, признает определенные заслуги Церкви в государственном строительстве и выстроит последующие взаимоотношения, как взаимоотношения сотрудничества, соработничества в деле строительства русского государства и окормления русского народа.

Однако эти ожидания соборян потерпели крах, поскольку большевики, как известно, учредительное собрание разогнали. В этой ситуации собору уже пришлось выстраивать свои отношения непосредственно с самим большевистским руководством, большевистским правительством. А большевики далеко не сразу сформулировали свою позицию по отношению к Церкви и вообще к религиозным организациям. Они это сделали только в январе 1918 года – 20 января (по старому стилю) 1918 года было подписано особое постановление, декрет, который назывался «О свободе совести и религиозных обществах» – первоначально, в первых публикациях он так назывался, позднее он публиковался под названием «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» и этот декрет фактически был своего рода ответом на определения собора от 2 декабря. По определенным пунктам мы четко можем увидеть, что это был определенный… что большевики как бы реагировали на предложения Церкви в адрес Учредительного собрания. Основная мысль декрета была та, что Церковь, прежде всего, и вообще любые другие религиозные организации вытеснялись за пределы общественной и государственной жизни. Никакое участие в общественной жизни было невозможно, религия объявлялась частным делом отдельного гражданина, а все имущество религиозных организаций изымалось в пользу государства, национализировалось. Это было воспринято Церковью, собором, как прямое кощунство, поскольку было непонятно, в чьи руки попадут храмы, монастыри, святыни и так далее.

Поэтому первая реакция собора на декрет 1918 года была очень жесткой. Собор выступил с заявлением о том, что собственно это является кощунством и призвал народных комиссаров пересмотреть соответствующие эти положения декрета. При этом есть важный нюанс, собор с самого начала, с одной стороны, очень жестко реагируя на постановления большевистского правительства, призывая отказаться от такой антирелигиозной, антицерковной политики, с другой стороны, был готов вступить с ним в определенные переговоры и искать компромисс. Вместе искать компромиссы и новую редакцию декрета, как это предполагалось. Поэтому собор в те же первые месяцы 1918 года сформировал особую делегацию для контактов с народными комиссарами, которая отправилась из Москвы в Петроград и туда вошли достаточно авторитетные люди, причем только миряне туда вошли, в том числе крестьяне, кстати, которые должны были осуществлять контакты между собором и народными комиссарами, довести до их сведения позицию Церкви и просить их пересмотреть положения декрета. Тем временем, мы должны понимать, что страна погружалась в хаос Гражданской войны.

Еще в самом начале 1918 года до появления декрета патриарх Тихон выступил с особым посланием, обратился к пастве с особым посланием, которое в том числе предполагала анафематствование всех, творящих беззаконие. Таким образом, как бы патриарх своим пастырским словом пытался остановить, растущую анархию, разгул анархии. Большевики прямым образом не назывались в этом послании, но они восприняли его на свой счет, хотя в позднейший разъяснениях, последовавших в том числе со стороны Синода и патриарха, говорилось о том, что анафема должна быть адресная – против конкретных кощунников, беззаконников, или преступников в конкретной области, городе, или селе. Это первое послание патриарха Тихона в начале 1918 года. Но в последующих своих посланиях он уже обращается с обличениями адресно, непосредственно к тогдашним правителям России – к большевистскому правительству.

Поводом для второго его послания стало (в марте оно выпущено было 1918 года) заключение Брестского мира с Германией, который передавал Германии огромные территории с православным населением, что вызвало протест со стороны патриарха и собственно Церкви. В частности, очень характерен эпиграф из одного из пророков, которым открывалось это послание: «Все говорят: “Мир, мир”, – а мира нет». И третье послание появилось осенью в октябре 1918 года и поводом для него стал собственно декрет большевиков о красном терроре. Напомню, что в ответ на покушения на лидеров большевиков – на Урицкого в Петрограде, которое закончилось успешно и на покушение на Ленина в Москве, когда он был ранен, большевики объявляют красный террор. Он заключался в том, что берутся заложники из числа дворян, из числа императорской бюрократии, из числа офицеров, духовенства в том числе и расстреливаются в ответ на те, или иные недружественные акты в отношении большевистских лидеров. Собственно, осеннее послание патриарха Тихона было посвящено обличению такой политики советского руководства. Но, тем временем, общее отношение Церкви и правительства, складывались таким образом – дело в том, что вплоть до августа месяца собор и патриарх предполагали определенный компромисс в отношениях с большевиками. Для этого собственно работала делегация собора, предполагалось, что положения декрета будут пересмотрены.

Однако в августе появилась инструкции Наркомата юстиции большевистского правительства, которая конкретизировала отдельные положения декрета и разъясняла, как его нужно применять в жизни. И эта инструкция была даже еще в чем-то более жесткая, чем сам декрет. И поэтому, после ее издания стало ясно, что компромисс, в данной ситуации по крайней мере, невозможен, или приобретает все более призрачный характер. В этой ситуации и в ситуации разворачивавшейся уже Гражданской войны, собор в сентябре 1918 года вынужден был прекратить свою работу.

Собор и большевики

Алексей Беглов, кандидат исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Священный Собор российской Церкви 1917-1918 года – это очень многоплановое явление и о его деятельности можно говорить очень много и подробно, тем более, что сейчас реализуется проект по научному изданию его материалов, которые конечно откроют нам до этого неизвестные страницы.

Сейчас я бы хотел сказать о том, как Собор проектировал, мыслил будущую систему Соборов, которые должны были созываться после него. Собор прекрасно понимал, что он является неким исключительным пунктом в церковной истории, он заканчивает одну историю – синодальную, имперскую и начинает другую – эпоху восстановленного патриаршества и восстановленной соборности, поскольку на Соборе патриаршеская соборность всегда мыслилась в единстве. И вот те будущие соборы – это была очень важная часть соборной работы, соборного замысла.

Прежде всего нужно сделать вот какое замечание, что те соборы, которые проектировал, планировал Поместный Собор, они все, так или иначе, имели статус Поместных Соборов. Существующее сейчас в церковных документах различение так называемых поместных соборов и так называемых архиерейских соборов, появилось в советский период, в послевоенный период – достаточно поздно. Такого различения Священный Собор 1917-1918 года не знал. С его точки зрения любой Собор российской Церкви, который представляет всю ее полноту, является Собором Поместным. Другое дело, что эти разные поместные Соборы могут различаться по своим задачам, по своей функции и по своему составу. А соответственно состав их, те, кто приезжают на этот собор, также связан с их предназначением, с их функцией этих Соборов. И поэтому Собор 1917 года планировал целую систему будущих Соборов. Прежде всего эти будущие Соборы нужно было бы разделить на Соборы регулярные, которые должны были собираться с определенным промежутком времени, но регулярно, и Соборы исключительные, окказиональные, которым предстояло собираться по конкретным определенным поводам, определенным случаям.

Среди регулярных соборов различались два типа Собора – Собор так называемого трехлетнего цикла и Собор девятилетнего цикла. Иными словами, Собор 1917-1918 годов предполагал, что каждые три года в русской Церкви будет собираться Поместный Собор малого состава, а каждые девять лет будет собираться Поместный Собор расширенного состава, регулярный Поместный Собор расширенного состава. В чем была их принципиальная разница? Разница была в том, что на Собор малого состава делегации должны были присылать не епархии, а церковные округа. Дело в том, что планировалось, что русская Церковь будет разделена на десяток, а может быть и более церковных округов, в которые будут объединяться епархии по территориальному принципу и в рамках этих округов будут собираться чуть ли не ежегодные Соборы. И уже эти церковные округа каждые три года будут отправлять определенную делегацию на Собор малого состава – Поместный Собор всей Церкви малого состава.

Собор расширенного состава отличался от только что обозначенных соборов тем, что его делегацию должны были формировать епархии – вся епархия и в каждом из этих соборов должны были участвовать, как епископы, так и клирики, так и миряне. То есть в целом – это, с точки зрения представительства церковных групп, церковных, иногда говорят, сословий – это были Соборы смешанного состава, но малого круга и расширенного круга – трехлетнего цикла и девятилетнего цикла. Это регулярные соборы.

Что касается соборов, которые предполагалось созывать только по исключительным случаям – это были два собора. Собор избирательный и Собор судебный. Собор избирательный также мыслился, как Собор Поместный, но с определенной конкретной функцией – избрание святейшего патриарха. И он отличался, главное его принципиальное отличие от других соборов было то, что на нем должно было быть особенное расширенное представительство Московской епархии, как епархии непосредственно управляемой патриархом. И поэтому Московская епархия, по замыслу Собора 1917-1918 годов посылала на избирательный собор фактически девять епархиальных делегаций, то есть очень расширенный состав. Должны были ехать три епархиальных делегации от Москвы, одна епархиальная делегация от Московского уезда и шесть от каждой пары остальных уездов Московской губернии, то есть такое очень расширенное представительство. Причем это был тоже смешанный Собор, в епархиальную делегацию входили один священник, два мирянина, плюс от каждой епархии епископ. Такой должен был быть избирательный Собор. Причем, очень интересно, определение об избрании патриарха специально оговаривало возможность избрания патриарха и на любом очередном Соборе трехлетнего, или девятилетнего цикла, но обязательно с тем, чтобы этот Собор был расширен за счет особой московской делегации – такого расширенного состава.

И, наконец, судебный Собор – это Собор, который состоит только из епископов, то есть то, что мы сегодня назвали бы Архиерейским Собором. Вот ему… он тоже мыслился, как Поместный судебный Собор, ему присваивалась единственная функция – только такой Собор мог придать суду и осуществить суд над патриархом Московским по представлению органов высшего церковного правления. То есть, в случае каких-то канонических преступлений такой Собор епископов мог принять решение о церковном суде над патриархом.

Таким образом мы видим целую систему будущих Соборов, реализации соборного принципа, которая складывалась с одной стороны, еще раз, из регулярных Соборов трехлетнего и девятилетнего цикла и из Соборов исключительного характера – избирательного и судебного.

Как представляли соборы будущего: взгляд из 1917–1918 гг.

Анастасия Занегина, специалист по кельтскому искусству

Все лекции цикла можно посмотреть здесь.

Самым крупным очагом кельтской культуры в Средние века была именно Ирландия, которая занималась сохранением кельтских эпических сказаний.

Кельтские саги – это прозаический эпос со стихотворными вставками, приходящимися на кульминационные моменты повествования. В основе саг мифологические сюжеты и исторические события. Изначально саги были прозаическими по форме, собственно, поэтому их и называют сагами, по аналогии с прозаическим эпосом скандинавских народов. Слово «сага» по некоторым данным вовсе не ирландского происхождения, оно появилось только в Новое время. Сами же ирландцы называли свои эпические повествования словом «скела», что означает «повесть» или «история».

Саги бывают главные и предшествующие – это один из принципов деления саг. Их существует три. Еще один принцип – это отнесение саг к какому-либо сюжету. Например, похищение, сватовство, инициация и других сюжеты. В Новое время появился третий принцип классификации саг – это отнесение их к одному из четырех циклов. Первый цикл – мифологический, два героических цикла – ольстерский и цикл Финна, четвертый цикл носит название королевского.

С V века началась христианизация саг, надо сказать довольно слабая. Архаическая основа в сагах значительно преобладает над различными нововведениями, так что можно сказать, что кельтские саги отражают состояние дохристианской Ирландии и времен зари христианства в этой стране – это примерно с III по VII века н.э.

Теперь поговорим об этих четырех циклах кельтских саг. Первый цикл – мифологический. Религиозно-мифологический элемент играет важнейшую роль в кельтских сагах. Как и всякий прозаический эпос, они были густо населены различными волшебными существами. И кто же там обитал? К примеру, сиды – это божественные существа, жившие на каких-либо дальних островах или на волшебных холмах Ирландии. Они невелики ростом, красивы и превосходят людей в мудрости и мощи. Часто сиды покидают свои жилища и вмешиваются в жизнь людей, но надо сказать с благими намерениями. Образ средневековых фей восходит именно к кельтским сидам.

Самая главная сага мифологического цикла носит название «Битва при Маг Туиред». Это основной источник по всей кельтской мифологии. Здесь мы встречаем имена всех кельтских божеств, в том числе любимого бога кельтов – Луга, бога света, а также покровителя искусств и ремесел. Луг приходится отцом главному герою кельтского эпоса – Кухулину, который для кельтской эпической традиции имеет такое же громадное значение, как Ахиллес для древних греков.

Так же к мифологическому циклу относят повести о потустороннем мире, когда герой отправляется в путешествие, плавание, достигает какого-либо острова или волшебной страны. Они интересны для читателя тем, что являются главным источником повестей о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.

Теперь поговорим о двух героических циклах кельтских саг. Первый цикл – ульстерский, или уладский. Саги ульстерского цикла называются так потому, что в большинстве из них повествуется о воинах-уладах – главного населения провинции Ульстер. Здесь потусторонний мир и магия сменяются рассказами о воинах и их подвигах. Это уже не таинственные рассказы о плаваниях и странствиях в иные миры, а повествования, которые имеют под собой какую-либо историческую основу. Оружие, описания кровавых сражений, застолья и разногласия между воинами – вот основные темы саг ульстерского цикла. А главные герои здесь – воины, а не колдуньи и чародеи.

Главное в ульстерском цикле – это цикл саг под названием «Похищение быка из Куалнге», который может по праву считаться ирландской «Илиадой». Это эпическое повествование о том, как объединенные силы четырех королевств Ирландии, во главе с королевой Мед, отправляются в военный поход против уладского королевства. Для чего? Для того чтобы отнять огромного быка, принадлежащего одному из уладских землевладельцев. Разногласия между воинами, сражения и распри – вот основные сюжеты этого цикла. Действие происходит в западной Ирландии, в Уладском королевстве, которым правит король Конхобар. Это реальный исторический персонаж, живший на рубеже I века до н.э. – I века н.э.

Главный герой всего цикла – это Кухулин, племянник короля. Это распространенный мотив древних сказаний. На архаическом этапе был распространен следующий обычай – дети воспитывались в роду матери, то есть мужское воспитание им давал дядя, а не отец. Итак, Кухулин. Он молод, отважен, полон сил, и в детстве с ним происходит судьбоносный случай – он решает отправиться на королевский пир, и путь ему преграждает огромный пес, которого Кухулин убивает камнем. И в наказание за это он должен был семь лет сторожить дом вместо пса – это такой обряд инициации.

Далее излагается история героя, который становится отважным воином. Во время битвы на него накатывает боевая ярость: от всего тела исходит жар, а на конце каждого волоска выступает капля крови. У него есть особое оружие – рогатое копье, которое он мечет во врагов даже не рукой, а пальцами ног. В «Похищении быка из Куалнге» Кухулин в одиночку защищает своих воинов-уладов, пораженных таинственной болезнью, от многочисленной армии. Кульминацией всего становится поединок Кухулина и его молочного брата и друга Фердиада, которого Кухулин убивает на третий день битвы и над телом которого отчаянно рыдает.

С «Похищением быка из Куалнге» связаны небольшие саги, толкующие или предваряющие отдельные эпизоды. Одной из таких саг является сага под названием «Повесть о кабане Мак-Дато». В ней повествуется о том, как воины по очереди предъявляют свои права на разделку кабаньей туши на грандиозном пиру. Достаточно занимательная и веселая сага.

Итак, если саги уладского, ульстерского цикла обладают большой долей исторической достоверности, то со вторым героическим циклом – циклом Финна не все так просто. Есть серьезные основания полагать, что саги этого цикла носят легендарный характер. Саги, которые относятся к циклу Финна, рассказывают об отважном воине Финне и его воинах финниях. Финн в сказаниях обладает божественным даром и даже сражается с богами. Это довольно поздний цикл саг, даже к XII веку Финн и финнии только начали приобретать литературную известность. В Ирландии даже были распространены и популярны баллады о финнах.

Так называемый королевский четвертый цикл саг самый разнородный, и в него входят различные саги, повествующие о верховных и местных королях Ирландии.

Саги знаменательны тем, что имеют огромное значение для европейской литературы, которую они обогатили большим количеством сюжетов: о Тристане и Изольде, фее Моргане и волшебнике Мерлине, о Чаше Грааля. Любого читателя кельтские саги поразят красотой слога и уникальностью содержания. В эпических сказаниях других народов трудно найти те темы, которые употребляются в сказаниях кельтов, они абсолютно уникальны.